В этот момент подошёл трамвай. Посмотрев на часы, я поняла, что первая пара вылетела в трубу, и соответственно шанс сдать работу вовремя. А это значит, что Екатерина опять займёт первое место. И не спрашивайте, как я пришла к такому выводу. Ведь когда я приеду, мне достаточно будет найти преподавателя, придумать какое-нибудь оправдание своему пропуску и сдать работу, но поверьте мне – я точно знаю, что второе место займу именно я. Увы и ах.
Быстро пробив билет, я заняла место у окна и, прислонившись к нему, стала наблюдать за уличным движением. Вообще мой город ничем не отличается от сотни других городов, ну разве только не везде есть выход к холодному морю и соответственно диким, ледяным ветрам и прохладному лету. Я всегда замечала, что осень как-то странно влияет на города. Они словно бы становятся чётче после зелёного лета. Оранжевые краски, красные, жёлтые, серое небо или наоборот пронзительно-синее, какое и не снилось однотипному лету, делает город ярким, вызывающе нагим. Ведь осенью, когда опадают листья с деревьев, когда идут затяжные дожди и ветер, словно проснувшись от летней, тёплой спячки, с удвоенной энергией бросается на проспекты, перекрёстки, блочные дома и архитектурные изыски, демонстрируя нам всё, что летом было скрыто за зелёной листвой. Все трещинки, потёртости, отколовшиеся куски штукатурки и краски, новые признания в любви или ненависти на домах становятся явными именно осенью, когда разум, опечаленный разлукой с теплом, с ненавистью смотрит на окружающий мир, в надежде найти что-нибудь такое, что можно возненавидеть, обругать и успокоиться. Ведь грешно ругать природу за смену времён года, гораздо проще злиться на жадных хозяев города за то, что им жалко денег привести в порядок дома и улицы.
Я ещё раз посмотрела на часы. Три, два, один. Ну, вот и всё, звонок прозвенел. А я ещё в пути. Обидно, ну да ладно. Не в первый раз опаздываю. Я поудобнее перехватила чехол с работой внутри. Тяжёлый. Я день угробила на этот рисунок. Абстракции мне всегда трудно давались, особенно на какую-то конкретную тему, в данном случае – любовь. И вот что тут я должна была нарисовать? Геометрическое сердце? Стрелу амура? Что? В конце концов, я нарисовала любовь. Сложно описать словами то, что получилось и ещё сложнее сказать, где именно в моей картине любовь. Но всё-таки это абстракция. Красиво и очень неж…
Внезапно что-то толкнуло меня вперёд, и я сильно ударилась о поручень впередистоящего кресла, а затем меня опрокинуло назад. Я инстинктивно закрыла лицо руками, чувствуя, как по ладоням течёт кровь. Женщина, ещё минуту назад стоящая рядом со мной, сейчас лежала чуть впереди и громко стонала. Вокруг кричали люди, и вот снова что-то протаранило трамвай, на этот раз справа, и на моих глазах кресло врезалось в тело испуганной женщины и прижало её ко мне. Весь правый бок трамвая представлял собой печальное зрелище, искорёженные куски кресел, битые стёкла, висящие, разорванные провода и дым, и огонь. Несколько секунд я просто ничего не понимала, ничего не слышала и не чувствовала, в голове стоял гул и где-то на задворках сознания копошилась мысль, что я потеряла свою работу. После взгляд упал на женщину, плотно прижатую к моему телу. Из груди у неё что-то торчало, а из ушей, глаз и рта текла кровь. Как только до меня это дошло, я закричала. За долю секунды на меня обрушился весь мир, все звуки, запахи, картинка стала чёткой и ужасной, после чего всё погрузилось во мрак, и я потеряла сознание.
Первое, что я почувствовала, была боль. Голова просто раскалывалась. Второе – я почти не чувствовала своего плеча. Открыв глаза, я увидела белый потолок, белые стены и капельницу. Я в больнице? Память очень неохотно возвращалась, вроде бы я ехала в школу. Ехала в трамвае. Авария. Вот что случилось! В трамвай что-то врезалось, было много дыма и огня. В поле зрения появилась молодая девушка в халате медсестры.
– Очнулась? – заботливо спросила она, – вот и молодец! – достав из верхнего кармана халата фонарика, она посветила им мне в глаза, – так, на свет реагируешь,