Пролог
К исходу ночи воздух сгустился до пронзительной синевы; дворы, улицы, парки и площади напустили на себя таинственность, распрощались с природными очертаниями и красками. Дома выдвинули одни свои изломы напоказ, попрятали во мрак другие, потяжелели, затаили неясную угрозу. Деревья налились угольной чернотой, сплющились как театральные декорации и заважничали от взятой ими космической красоты. Машины по обочинам мостовых превратились в продрогших, скрюченных осенним ревматизмом зверюг – собак громадного размера, лошадей, верблюдов и бегемотов, прикорнувших на ночь прямо под открытым небом. Газели попадались тоже – да, затесались в эту разношерстную и разнопородную колёсную братию и допотопные, изъеденные ржавчиной древние «газели»… Зябкая седина закурчавилась на загривках и мордах временно обездвиженных монстров; ранний сентябрьский холодок просочился в их плотно закупоренное нутро и выпал серебристой испариной на стёклах.
Милоровск, опрятный, подтянутый, разумно организованный, в основном беловоротничковый городок с населением тысяч в двадцать, с рассветом начал понемногу просыпаться. Опустившийся на улицы туман притуплял и без того ещё робко брезжащий свет, глушил звуки, коварно уводил их в сторону, – всячески перевирал расстояния и вообще картину зарождающегося дня. Должно быть оттого квартал, в пределах которого располагался НИИ сельхозмашин (если уж совсем точно – у перекрёстка улиц Курбского и Урицкого), выглядел не только безлюдным, но и уединённым, отделённым от всего остального мира ватною стеною тишины. Ни то, ни другое, ни третье не соответствовало действительности. Общее пробуждение добралось уже и сюда. Отдельные сотрудники подкатывали к месту работы на личных мобилях – значит, пусть и не долго, но шуршали шины, потом – хлопали закрываемые дверцы. То были одинокие звуки, едва они замирали, всё окрест снова будто впадало в летаргию. Не много было мобилистов, фанатиков личного транспорта. Пепелацы свои, по неписанному правилу, они оставляли на той стороны дороги, что была ближе к институту; и по другому, такому же неписанному правилу выстраивали их наискосок – плотно, компактно; шеренга разномастных легковушек никогда не вылезала за пределы той тени, что мог бы отбросить на дорогу профнастильный забор, высокий ярко и густо-синий забор, которым обнесён был институт (после мартовского указа 20.. года «О новых мерах борьбы с терроризмом и экстремизмом» все подобные учреждения по возможности защищены были такими заборами). Хотя вообще-то тень на дорогу этот забор не наводил никогда – ибо обращён был на юг. По другую сторону улицы тянулась практически такая же металлическая стена, столь же высокая, и всё же недостаточно высокая, чтобы тень от неё и в час своего максимума достигала крайнего предела мостовой. Ну разве, что на закате, но тогда здесь уже не оставалось машин.
За этим параллельным профнастилом, покрытым опять-таки ярким, но зелёным полимером, размещался механический завод. Его сотрудники, если прибывали на мобилях, на дороге не парковались, а заезжали прямо на территорию. В этом смысле им больше повезло. Зато рабочий день на заводе начинался раньше. Сейчас все, кому положено, там уже трудились. К проходной же НИИ, продолжал стекаться научный люд. Сторонников ходьбы среди создателей сельхозтехники было значительно больше, чем водителей, однако их прибытие производило меньше шума (отсюда – опять-таки тройная иллюзия безлюдности, уединённости и тишины). Они приближались к проходной большей частью по одиночке, кто размашистым шагом, а кто семеня – каждый навёрстывал секунды: время поджимало. Проходная, компактная чистенькая будочка светло-бежевого цвета, узеньким фасадом чуть выдавалась за периметр забора. Подошедшие распахивали бесшумную, подпружиненную медлительным доводчиком дверь, переступали порог и – будочка КПП их поглощала. Точно в немом кино. Только лишь дробный перестук женских каблучков порой пробивал обложившую всё кругом вату безмолвия; мужские шаги можно было услышать чаще, однако звучали они глухо.
А помимо сотрудников института на улице Урицкого сейчас не было чужих и посторонних. Неподходящее место для оздоровительных моционов и пробежек трусцой. Индустриально-научная часть Милоровска, почти окраина. Городок не велик, так может потому, у каждого квартала, не то что микрорайона, своё предназначение.
И вот очередной пешеход, мужчина лет тридцати, долговязый, нескладный, не шёл, а просто летел, и тоже в направлении КПП. Сотрудник института? Прогульщик какой-то, опаздывал уже. Куртка с отвислым капюшоном, яркая, дикого лилового цвета, длинная, просторная – раздувалась точно колокол; полы, чуть не заворачивались кверху, а казалось, что путник разгоняется для подъёма в небо, сейчас взмоет. Картинка, завихрение чёрных пятен и линий на спине, складывалась то в китайского дракона, то – в голливудского Хищника со жвалами. Так шевелил лопатками! А что выделывал ногами! Выворачивал ступни, приседал в раскорячку, слегка подпрыгивал; просто приплясывал на ходу. Ботинки тоже диковинные, на шнуровке, высокие, жёлтые (цвета младенческой неожиданности – ну и цвет!) и – на толстой платформе. Шлёпали об асфальт; в такт этим негромким, но внятным