На небе лихорадочно трепетали призрачные бледно-зеленые огни, словно и до них добрался ветер.
Он – царь и бог этой мертвой ледяной пустыни. И горе тому, кто осмелится задержать его неистовый полет. Он нападает на дерзновенного смельчака, и обжигает, и душит его, и валит с ног.
– Чтоб ты подавился! – проворчал Вайдаков, задыхаясь от ветра и усталости.
А Нуват – хоть бы что. Бежит да покрикивает на Кровоеда – вожака упряжки.
Кровоед пригнул голову, чтоб ветер в ухо не дул, и бежит так же неутомимо, как Нуват, натянув ременные постромки. У Нувата длинные нарты, большая кладь и большая упряжка. У Вайдакова – провизия, котелки, хозяйство маленькой экспедиции.
Только в этом тяжелом полярном путешествии Вайдаков по-настоящему оценил Нувата. Высокий, плечистый, с несколько тяжелой фигурой, настойчивый, неутомимый, Нуват был создан для тяжелой борьбы с природой. Чукча по происхождению, Нуват напоминал скорее североамериканских индейцев, чем азиатских монголов. Глаза его имели не косой, а горизонтальный разрез, скулы меньше, чем у тунгусов и якутов. Высокий лоб, большие глаза, прямой нос, волнистые волосы и в особенности бронзоватый оттенок кожи лица придавали ему вид типичного индейца. Недаром товарищи в вузе в щутку прозвали Нувата «Ястребиный коготь». И Вайдаков находил теперь, что это прозвище как нельзя больше подходит к Нувату.
В техническом вузе Вайдаков познакомился с Нуватом и скоро подружился с бронзолицым свободолюбивым, настойчивым человеком. Нуват увлек Вайдакова в полярное путешествие.
– Как дела, Вася? – крикнул Нуват, оборачиваясь к другу.
– Ветер проклятый, чтоб он подавился!
– Ветер – хорошо! – ответил Нуват. Наконец Вайдаков увидел на западе приземистый горный кряж, постепенно возвышающийся. Туда и направлял Нуват своих собак.
Между выступами кряжа приютились две юрты. Сизый дымок поднимался над той, которая была больше.
Собаки, почуяв жилье и близость отдыха, побежали быстрее. Но ветер словно озлился на то, что путники добрались до цели: он задул с такою силой, что собаки поджали хвосты и даже Нуват принужден был нагнуться.
Эти последние пять километров показались Байдакову особенно тяжелыми. Он задыхался и падал от усталости. К счастью, нарты наконец въехали в зону, защищенную от ветра скалой. Стало сразу тише и как будто теплее.
Послышался разноголосый собачий лай. Домашние олени, сбившиеся в кучу возле юрт, поворачивали ветвистые головы и смотрели на неожиданных гостей.
– Приехали! – весело сказал Нуват.
Байдаков подошел к большому кожаному шатру. Оленьи и тюленьи кожи, во многих местах заплатанные, были покрыты толстым слоем копоти и сажи. Полы шатра укреплены камнями и завалены снегом.
– Входи! – сказал Нуват, приподнимая полу у входной двери.
В то же время из-за полы показалась взлохмаченная, грязная голова старухи со скуластым лицом и подслеповатыми, гноящимися глазами.
Увидав ее, Вайдаков почти испугался: до чего человек может быть страшнее и некрасивее зверя!
– Входи, входи! – понукал Нуват, не обращая внимания на голову, которая скрылась так же внезапно, как и появилась.
Вайдаков прошел сквозь небольшие «сени» из такой же мозаичной кожаной оболочки, как и вся юрта, и с интересом осмотрел внутренность юрты. Он ожидал увидеть ее обитателей, о которых Нуват рассказывал так часто и так подробно, что Вайдаков надеялся узнать каждого из них с первого взгляда.
Но он ошибся. В большой юрте у костра, пылавшего возле столба, который поддерживал крышу, сидели только три женщины – одна старуха, которую он уже видел, и две помоложе. Сильный ветер задувал в отверстие в крыше юрты и не позволял дыму выходить наружу. Этот едкий дым, видимо, и выел глаза подслеповатой старухи. Молодых ожидала та же участь.
Здесь было теплее, чем снаружи, но все же обитатели принуждены были сидеть в теплых меховых одеждах.
У Байдакова от едкого дыма и спертого воздуха першило в горле. Глаза слезились. Дым заслонял даже пламя костра, и Вайдаков с трудом различал предметы – большой меднокрасный чайник над костром, деревянные лотки с объедками снеди.
– Кителькут дома? – спросил Нуват по-чукотски страшную старуху. – Не узнаешь, старая?
Старуха присмотрелась сощуренными глазами и довольно равнодушно ответила:
– Нуват. Кителькут дома. Иди.
Нуват ступил в глубину юрты. Вайдаков только теперь заметил кожаный «ящик», не больше четырех метров длины и двух высоты, покрытый сверху сухими травами.
– Ползи за мной! – крикнул Нуват и, отвернув полог, прополз на животе внутрь «ящика». Это и было «жилое» помещение юрты.
Дохнув воздух «жилья», Вайдаков сделал невольное движение и едва удержался от того, чтобы не уползти обратно, – до такой степени был удушлив и зловонен воздух этой коробки. Здесь отвратительно пахло испорченным жиром, прокисшими шкурами, немытой посудой, испарениями