Солнце припекало по-весеннему, из леса доносилось пение и перекличка ранних птиц. Жизнь била ключом, хотя снег сошел совсем недавно. Дойдя до развилки, путник остановился, отхлебнул из фляги (при этом ему не пришлось снимать рюкзак, чтобы достать ее из хитрого кармана) и вытащил карту. Мимоходом сверившись с ней, он сошел с нагретого асфальта на проселочную дорогу, которая петляла между полями. На горизонте – казалось бы, рукой подать – уже воздвиглись мохнатыми шапками сине-зелёные горы. Парень посмотрел на солнце, взглянул на наручный компас и с уверенным видом продолжил путь. За целый день он лишь однажды остановился на короткий привал, поскольку предпочитал добраться в урочное место ещё засветло.
Знающие люди ведают: дурная примета – приходить в новое место, когда солнечный диск уже успел спрятаться за горизонтом. А здесь, в гористой местности, закат будто бы наступал ещё быстрее. Лишь стоило светилу коснуться-зацепиться за верхушки деревьев на западном склоне – и вот уже незаметно и неотступно сгущаются сумерки, предвестники ночи.
Цели своей – маленького селения у подножья Карпат – путник достиг только под вечер. И пешком, хотя несколько водителей тормозили, предлагая подвезти по доброте душевной и за мизерную плату. Но глупый турист отказывался – и они ехали дальше, сердито обдавая его клубами гари и пыли. Парень только улыбался. Казалось, ничто не могло вывести его из ровного расположения духа. У него был вид человека, который точно знает, чего хочет, и как никогда близок к своей цели. Говорю с уверенностью, потому что этим парнем был я…
Иногда у нас появляется такое ощущение, как будто видишь себя со стороны. Не только действуешь, как во сне, но и оцениваешь свои поступки, словно сторонний наблюдатель. Так было сейчас и со мной. Пресловутое ощущение дежавю снова поймало меня в свои сети. Но это был сладкий плен, из двойственности ощущений которого я не спешил вырваться по доброй воле.
Не торопясь, я вошёл в село. Меня сразу подхватило размеренное течение жизни в этих местах: аккуратно выкрашенные домики, затихающее под вечер квохтанье кур, запах навоза, отдаленный гомон детворы. Все то, что делает жизнь вблизи природы и в труде наполненной высшим смыслом. Где-то внизу рокотала быстрая горная река. Спуск к ней был хоть и невысокий, но довольно крутой. Местные жители могли бы подсказать неприметную тропинку, и я наметил себе спросить их об этом позже. Пока меня интересовал другой вопрос. Подойдя к бабушке в белом платке, одиноко сидевшей у колодца, я сказал:
– Вечер добрый! Хороша ли в колодце водица?
– Хороша, прохолодна[1], – улыбнулась мне бабушка. Лицо ее от этого стало совсем морщинистым, как печеное яблочко, а в глазах заплясали огоньки. Видно, была в юности первой девкой на селе.
– А не подскажете ли, как найти Изю-плотника? – спросил я.
– Гробовщика?
– Ну, да… наверное.
Бабка объяснила. Я был слегка удивлен, но скрывал это. Всё равно мне нужен был этот Изя. Ради встречи с ним я преодолел пешим ходом около двухсот километров, и никакие подробности его профессиональной деятельности не могли меня сейчас остановить. Потому что этот человек должен был стать последним.
Изю я нашел почти сразу, без долгого плутания в незнакомом месте. Положа руку на сердце, я мог и не узнавать дорогу. Даже обойдясь без расспросов, я без труда вышел бы к его дому. Просто прислушался бы ко внутреннему компасу внимательнее, чем это возможно для остальных.
Он сидел на приступочке возле дома и курил, со вкусом выпуская клубы дыма в алеющее небо. Трудно было бы угадать в этом низеньком лысеющем обладателе пивного брюшка величайшего каббалиста своего времени. Когда я поздоровался с ним, он даже не вынул изо рта сигарету. Ход его мыслей был мне понятен: мало ли кому понадобился на ночь глядя гробовщик? Хотя бы и молодому мужику с набитым ярким рюкзаком за плечами. Он не удивился этому: его профессия могла по праву считаться одной из самых востребованных. Даже потом, когда я назвал его настоящим именем и произнес ритуальное обращение ученика, его пухлое лицо с красным носом всё ещё было непроницаемо спокойным. Ни проблеска удивления не отражалось в его глазах, когда он перевёл взгляд куда-то вдаль – туда, где заходило солнце, и неприступно чернели горы.
Они всегда знают, когда мы приходим. Теперь нас совсем немного, даже если учитывать Родовых. Поэтому для каждого Учителя всегда событие, когда приходит Ученик. Ему можно передать свои знания, выполняя предназначение. Так это происходило издревле, и будет идти своим чередом всегда. Они сидят на приступочке возле дома, покуривают трубку, иногда улыбаются неведомо чему. И всем невдомёк, что в это время они, возможно, мимоходом меняют судьбы этого мира… или другого, других.
Изя так и не произнёс ни слова: медленно поднялся, покряхтел, разминая спину, и кивнул мне, чтобы