Россия в XVIII столетии: общество и память. Исследования по социальной истории и исторической памяти. А. Б. Каменский

истории и, прежде всего, структуры русского общества этого времени. Тот факт, что устройство русского общества было в действительности много сложнее, чем это можно себе представить, изучая лишь акты законодательства, что старательно создаваемые государством на протяжении столетия социальные категории и социальные страты были одновременно и реальностью, и своего рода фикцией – далеко не новость. Тем не менее, из кого в действительности состояло русское общество и как оно было устроено, мы до сих пор знаем лишь приблизительно. Но дело не только и, конечно же, не столько в том, чтобы составить список социальных групп, на которые делилось население России в Век Просвещения, и выяснить, как они соотносились с представлениями власти. Составление подобного списка – это лишь первый шаг, за которым должно последовать изучение всего многообразия связей и взаимоотношений между этими группами. Необходимо понять, в каких ситуациях действия людей определялись их принадлежностью к той или иной юридической категории, а в какой – к неформальной группе, сообществу, личными отношениями, как сами российские подданные воспринимали и определяли свой социальный статус, что представлял собой, как складывался и какую роль играл социальный капитал, как работали механизмы социальной мобильности, какова была роль семьи, семейных и родственных связей. Деление русского общества на податные и неподатные категории населения безусловно определяло их правовой статус, но было ли это основанное на фискальном принципе деление единственным фактором, от которого зависел объем того, что позднее стали называть гражданскими правами? Каковы были возможности и практики их реализации?

      Все эти вопросы еще ждут своих ответов и исследования, публикуемые в этой книге, лишь, как хочется надеяться, нас к ним немного приближают. При этом подходы к изучению этой проблематики, в том числе демонстрируемые в первом разделе книги, могут быть различными. Так, если в первой главе, основанной преимущественно на анализе книг протеста векселей, которые можно охарактеризовать, как массовый источник, в фокусе исследования оказалась довольно многочисленная группа представителей различных социальных страт, то последующие главы являются по существу микроисторическими исследованиями, case-studies, которые, будучи уникальными, одновременно содержат детали, позволяющие делать некоторые выводы общего характера.

      Вместе с тем хочу подчеркнуть, что, на мой взгляд, сама проблематика, о которой идет речь, носит далеко не только сугубо академический характер. Изучение русского общества XVIII века с позиций «новой социальной истории» должно привести нас к пониманию того, насколько адекватны традиционные историографические представления о характере Российского государства, о природе российской власти этого времени. Только накопив соответствующий эмпирический материал и осмыслив его, мы сможем наполнить реальным содержанием излюбленную историческими публицистами формулу «власть и общество».

      Думаю, что именно осознание этого привело к тому, что означенная проблематика стала сегодня одним из центральных направлений современной исторической науки. Немалая заслуга в этом принадлежит Германскому историческому институту в Москве, по инициативе которого проведен ряд международных конференций и научных семинаров, осуществлен ряд научных проектов, издано несколько сборников статей.[1] Моя работа по этой проблематике, начатая во второй половине «нулевых», была затем продолжена в рамках «Программы фундаментальных исследований НИУ «Высшая школа экономики» 2014–2016 гг. В октябре 2015 г. в Москве состоялся коллоквиум «Семейные связи и социальная мобильность в России XVI–XVIII вв.», организованный Лабораторией социально-исторических исследований НИУ ВШЭ совместно с Высшей школой социальных исследований (Париж), в котором приняли участие ведущие российские и французские специалисты по этой проблематике и по результатам которого был издан тематический номер журнала “Cahiers du monde russe” (Cahiers du monde russe. 57/ 2–3. Avril-septembre. 2016). Тогда же, в октябре 2015 г. в Стэнфордском университете (США) состоялась конференция, приуроченная к юбилею Нэнси Коллманн – одного из пионеров в изучении социальных практик в России раннего Нового времени. Тематика этой конференции, в которой участвовали как молодые, так и известные американские историки, не ограничивалась лишь социальной проблематикой, но именно она была центральной. В ноябре того же года в Екатеринбурге в рамках проекта «Границы и маркеры социальной стратификации в России XVII–XX вв.» состоялся организованный Институтом истории и археологии Уральского отделения РАН и Уральским федеральным университетом научно-практический семинар «Механизмы и практики социального конструирования в России XVII–XX вв.», в центре обсуждений которого оказалась употребляемая историками социальная терминология, причем выяснилось, что эти проблемы актуальны не только для дореволюционной России, но и истории советского времени. Спустя год, в ноябре 2016 г. там же была проведена большая конференция «Социальная стратификация в России XVI–XX вв. в контексте европейской истории».

      Важным вкладом в изучение социальной истории России XVIII века несомненно стали две фундаментальные публикации семейно-правовых актов, осуществленные Н. В. Козловой.[2] Ценность этих комплексов источников