Князь Вяземский не писал своих мемуаров методически, не вел аккуратно своих дневников; но то и другое заменяли у него письма и издаваемые ныне записные книжки. По внесенным в них первым записям они располагаются в следующем хронологическом порядке:
Книжка 1-я (1813-1817).
Книжка 2-я (1813, сюда вошли и позднейшие записи).
Книжка 3-я (1818-1828).
Книжка 4-я (1823).
Книжка 5-я (1825-1827).
Книжка 6-я (1828-1833).
Книжка 7-я (1829).
Книжка 8-я (1829-1830).
Книжка 9-я (1832).
Книжка 10-я (1834-1835).
Книжка 11-я (1838, в двух частях).
Книжка 12-я (1838, 1840, 1843).
Книжка 13-я (1849-1851).
Книжка 14-я (1850, 1852, 1861).
В X том войдут:
Книжка 15-я (1853).
Книжка 16-я (1853).
Книжка 17-я (1853).
Книжка 18-я (1853, 1854, 1856).
Книжка 19-я (1854).
Книжка 20-я (1854-1855).
Книжка 21-я (1854-1856).
Книжка 22-я (1855).
Книжка 23-я (1857).
Книжка 24-я (1858).
Книжка 25-я (1858-1859).
Книжка 26-я (1859-1860).
Книжка 27-я (1859-1861).
Книжка 28-я (1863-1864).
Книжка 29-я (1864 и последовавших годов).
Книжка 30-я (1864 – 1865, в двух частях).
Книжка 31-я (1869).
Книжка 32-я (1875-1877).
На переплете последней книжки рукой автора написано: Не раскрывать до моей смерти.
Нужно при этом заметить, что некоторыми из старых книжек князь Вяземский пользовался для внесения в них новых записей.
Многому из этих записных книжек еще не наступило время для обнародования, и это многое послужит со временем одним из важнейших источников не только для биографии князя Вяземского, но и для истории русского общества и русского просвещения.
В своем Послании к ее величеству королеве Виртембергской Ольге Николаевне князь Вяземский сам определяет значение и содержание своей Старой Записной Книжки:
…Годов и поколений много,
Я пережить уже успел,
И длинною своей дорогой
Событий много подсмотрел.
Талантов нет во мне излишка,
Не корчу важного лица;
Я просто Записная Книжка,
Где жизнь играет роль писца.
Тут всякой всячины не мало
С бездельем дело, грусть и смех,
То похвала, то шутки жало,
Здесь неудача, там успех.
Вы с ласковым долготерпеньем,
С обычной прелестью своей,
Внимали разным откровеньям
Болтливой памяти моей.
Все перед Вами развивалось
Событья, люди, все что мог
Собрать я, все что записалось
В мой Календарь и Каталог.
Книжка 1. (1813–1819)
Милостивый государь! Я давно был терзаем желанием играть какую-нибудь роль в области словесности, и тысячу ночей просиживал, не закрывая глаз, с пером в руках, с желанием писать и в ожидании мыслей. Утро заставало меня с пером в руках, с желанием писать.
Я ложился на кровать, чтобы успокоить кровь, волнуемую во мне от бессонницы, и, начиная засыпать, мерещились мне мысли. Я кидался с постели, впросонках бросался на перо и, говоря пиитическим языком, отрясая сон с своих ресниц, отрясал с ним и мысли свои, и опять оставался с прежним недостатком.
В унынии я уже прощался с надеждой сказать о себе некогда хоть пару слов типографиям, прощался с надеждой получить некогда право гражданства в сей желанной области и говорил: журналы! вестники! Мне навсегда закрыты к вам пути! Я умру, и мое имя останется напечатанным на одних визитных билетах, которые я развозил всегда прилежно, потому что с молодости моей я был палим благородной страстью напоминать о себе вселенной!
Наконец, последняя книжка Вестника Европы под № 22 оживила меня и озарила мрак моего сердца. Напечатанный в сей книжке приказ графа Пушкина в свои вотчины был для меня зарей надежды и удовольствия. Мне открылась возможность приносить иногда жертвы на алтаре журналов: ибо я имею маленькую деревеньку в Оренбургской губернии и на каждой неделе посылаю по два приказа к моему старосте, над которыми, признаюсь вам чистосердечно, я мстил упрямым мыслям и удовлетворял необоримому желанию чернить белую