После спокойных молний и не гулкого грома идёт тихий монотонный дождь.
Вышел на террасу и обнаружил, что пространство outside пахнет рыбой. Вероятно, мокрой срезанной травой.
«Всё холоднее и холодней…»
Всё холоднее и холодней,
А на родной Украине
По сёлам режут сейчас свиней
Да на колодцах иней…
Сверху исходит пронзительный свет,
Вдруг на свинью: «Святая!»
Сердце свиньи вырезает дед,
Ворон кричит, предстоит обед,
Сходят снежинки, тая…
День догорает, хохлы молчат,
Пир предстоит и брагу
В жёлтых кувшинах несут из хат.
Малороссийскую сагу –
Сценка живая «Убой свиньи!» –
Сделает Вам могучей.
Воспоминанья Вам шлю свои,
Плотно закрывшись тучей…
Вся закопчённая, как колбаса,
Режет свиней Украина,
Переговариваясь в полголоса
С мужчиной стоит дивчина…
Что ж, полиэстер на Бульбе штаны,
Но он старик колоритный,
Рядом два хмурые, то сыны,
Щёк не касались бритвы…
Что же, Остап? Ничего, Андрiй!
Батько чего невесел?
Да отвлечёмся, хохлы, от мрiй,
Надобно нам бы песен…
«Мелкокалиберные вожди…»
Мелкокалиберные вожди
Сменятся крупнокалиберными?
Жди двухэтажных вождей впереди.
– А что, если будут гибельными?
Тогда наши лысенькие, они,
Миниатюрные, с проседью,
Станут немедленно вроде родни.
В сравненьи с верзилами сосенными…
«Уже вот прожит и сентябрь!..»
Уже вот прожит и сентябрь!
И «брь», и «се», и «я»,
Своими ветвями корябрь,
Своими звёздами снуя…
Могучий полевой подъём
Сменился уж упадком сил,
Нет, в октябре мы не умрём,
Но каждый загрустил…
Аграрный и цветастый сон,
Как лето, он прошёл,
И только ворон водружён
На ёлку нагишом…
Строптивый ветреник присел,
И каркает как бес.
От злобы перьями вспотел,
Летел бы лучше в лес!
Нас согревает воротник,
И шапка тяжелит,
И каждый мелкий ученик
Имеет бледный вид…
И снега редкие горсти
Раскидывает твердь,
А мне покой бы обрести,
Чтобы не круть и верть,
Но Гёте олимпийский cool.
Парик, тропинка, парк,
Состарившийся Вельзевул
Ногами стук и шарк.
Чайна-таун, 1976
Заплёванность китайского квартала,
Вонючая китайская еда…
Ты, детка, в Чайна-тауне бывала
Тогда, в семидесятые года?
Спускаешься в подвал, сидят раскосы.
На Канал-стрит над мисками с едой,
И жаркий пар, как дым от папиросы,
Ну, опиумной, едкой бьёт волной…
С улыбками и жёлтыми, и злыми,
Обманут, предадут и завлекут.
Разделают ножами полевыми.
Сейчас же приготовят, коль убьют…
Ну что, моя немытая девчушка,
Мы входим тут в чужую карусель.
Здесь опиум, вот ложка, вот и кружка,
А вот она и мокрая постель…
Здесь гангстеры отбрасывали ноги,
Здесь в жутких шубах из морских зверей,
Актрисы бывшие, стары да и убоги,
Выкуривали трубки поскорей…
Нам подают змею или акулу?
У китаянки под ногтями грязь…
Мы опустились, детка, к Вельзевулу
В его всегда прожорливую пасть…
Простейшая китайская таверна,
Варёных тряпок загустевший смрад…
Вот нюхай, как она воняет, скверна,
Вот как он пахнет, твой предбанник, Ад…
Китай коммунистический? Ты шутишь,
Китай