«Что, значит – не моют! Что, значит – не хотят! Заставить!»
«Как?»
«Силой!» – крикнула женщина, ее тонкое, красивое лицо исказилось, а на скулах заиграли мужские желваки.
«Ну не бить же детей?» – спросил пионервожатый Кокотов, пряча за спину свернутую газетку.
«Мою неряху можете бить. Разрешаю!»
– Мама заставила меня выйти за Лапузина, – вздохнула Наталья Павловна. – Заместитель директора академического института, доктор наук, генетик. Наши дачи в Кратове были рядом, а он как раз развелся. Я тоже… Мама сказала: «Сделай хоть раз по-моему. Не повторяй моих ошибок!» И я подумала: «Два неудачных брака, один по любви, другой по великодушию, – этого вполне достаточно!» Понимаете, мой папа был джазовым музыкантом, очень талантливым и демонически красивым. Его зажимали. Знаете, в музыкальном мире страшные интриги. Он жутко пил и обвинял во всем, конечно, советскую власть. В конце концов, папа нас бросил, эмигрировал в Штаты и умер, развозя пиццу. Меня вырастил отчим, очень известный физик. Мама познакомилась с ним, когда брала у него интервью для программы «Очевидное – невероятное». Я сделала по-маминому…
Некоторое время молчали. В пруду тяжело всплескивали рыбы. Кокотов думал о том, что если бы у него была такая мама, он женился бы, ни пикнув, на ком угодно.
– А в первый раз? – наконец спросил Андрей Львович.
– По любви? – зачем-то уточнила она.
– Да, – кивнул автор «Заблудившихся в алькове», испытывая сердцем неуместную ревность.
– О, вы хотите знать обо мне все?
– Да.
– Как писатель или как мужчина?
– Как человек.
– Умный ответ! А вы хорошо подумали?
– Хорошо.
– Но ведь вы тогда не сможете в меня влюбиться!
– Смогу, – угрюмо пообещал он.
– Нет, не сможете! Ну да это и к лучшему.
– Почему?
– Потому что «любить иных тяжелый крест…»
– Да, любовь это самый мучительный способ быть счастливым…
– Роскошная мысль. Ваша?
– Нет, Сен-Жон Перса… – зачем-то соврал Кокотов.
– Ну хорошо – слушайте! Моего первого мужа звали Денис, Дэн. Нет, погодите! – Наталья Павловна достала из бокового кармана плоскую фляжку с золотой монограммой, жирно блеснувшей в свете фонарей, отвинтила крышечку и сделала красивый глоток.
«Коньяк! – почуял писатель мгновенно распространившийся запах. – Хороший!»
– Хотите?
– Если только немножко, – согласился Андрей Львович и деликатно, стараясь не касаться губами горлышка, булькнул.
– Итак, в первый раз я влюбилась в вас, – придав голосу смешливую эпичность, начала Обоярова. – Рассказать? Ладно… Не буду. А во второй раз я влюбилась в каратиста с черным поясом. Он руководил подпольной секцией. Каратэ ведь было строго запрещено, но если очень хочется… Сначала нас тренировал Шоркин. Вы сейчас упадете!
– Почему?
– Потому что