Коллективное творчество
Наталья сидела за ноутбуком и смотрела на пустой экран. Полчаса назад она приступила к работе, намереваясь написать рассказ, но после восьми секунд быстрого набора имени и фамилии, а также названия рассказа наступила тишина, нарушаемая тихим гудением ноутбука. Всего за секунду до начала работы в голове было полно сюжетов, но как только пальцы дотронулись до клавиатуры, мысли словно ураганным ветром сдуло.
– Что за невезение? – сердито пробормотала Наталья, постукивая указательными пальцами по клавишам. – Не может быть, чтобы я забыла сразу все сюжеты!
Погрузившись в воспоминания, Наталья отыскала среди разрозненных мыслей ту, которая после длинной цепочки раздумий привела её к сюжету новой истории, и слово за слово стала припоминать, что же за идея назойливо стояла перед внутренним взором до того, как Наталья включила ноутбук.
– Издевательство какое-то! – воскликнула она: творческие мысли часто пропадали после включения ноутбука, словно считали, будто одного прикосновения к современной пишущей машинке достаточно, чтобы оказаться в неё занесёнными. Обычно в голове оставалась одна наиболее стойкая идея, и Наталья сочиняла рассказ на её основе, но сегодня идеи испарились дружно и безвозвратно.
Нет, не безвозвратно: ухваченная за хвост мысль постепенно выплывала из глубин подсознания, и Наталья радостно улыбнулась, вспомнив сюжет от начала и до конца. Занесла пальцы над клавиатурой, чтобы записать план рассказа, но так и не дотронулась до клавиш, а всего лишь чертыхнулась: вовремя сообразила, что едва не записала краткий пересказ прочитанного накануне романа.
Своими словами переписывать чужие истории не решался ни один уважающий себя графоман. Этим недостойным делом занимались совсем уже никчёмные рассказчики, не способные придумать ничего интересного, но обладавшие неумеренным желанием прославиться в веках. Первое дело в таком случае – написать гениальное стихотворение «Я помню чудное мгновенье». Вариант беспроигрышный, вот только Пушкин сочинил бессмертные строки на двести лет раньше, и выдать стихотворение за своё мог разве что паренёк из глухой деревушки, пытающийся объясниться в любви девушке-соседке. Девушка обомлеет от счастья, но лишь в том случае, если тоже любит паренька. А если не любит, то паренёк рискует крепко получить по лбу стареньким и зачитанным до дыр томиком стихотворений Пушкина. Поэтому графоманы читали книги, выходившие в лидеры продаж, и сочиняли точно такие же, ничтоже сумняшеся меняя имена и явки, но оставляя сюжет в неприкосновенности.
Наталья ещё раз чертыхнулась, закрыла ноутбук и вздрогнула: за ним стоял человечек двадцати сантиметров ростом, в старинной одежде. На голове – помятая шляпа, на носу – очочки на цепочке.
«– По фамилии Пенсне, – неточно процитировала Наталья строку из песни Владимира Высоцкого.
Человечек помахивал тросточкой с набалдашником и снисходительно смотрел на растерянного автора.
– Ну вот, – сказала Наталья, – сначала из головы сбежали сюжеты, затем съехала крыша. Что ещё меня покинет? Остатки разума?
– Добрый день, моя разлюбезная Наталья Борисовна! – поздоровался человечек.
– Добрый! – ответила Наталья. – А вы кто?
– Я – твоя муза, – представился человечек. – Меня зовут Галлор, я специализируюсь на создании фэнтезийных историй.
– А почему ты мужского пола, если ты муза? – невпопад спросила Наталья.
– А почему ты – женского, если ты автор? – невозмутимо парировал Галлор.
Наталья не нашлась, что сказать. Точнее, на языке вертелся текст на полтора авторских листа о мужском шовинизме и узурпаторстве названий большинства профессий в мужском роде, но Наталья не хотела обижать музу с первых же секунд общения. Раньше она вообще считала, что общение с музами – дело воображения, но, видимо, времена меняются, раз уж музы появляются в реальности.
«Или кто-то из соседей снова траву курит, – предположила Наталья. – Вот меня и торкнуло…»
Она принюхалась, но ничего подозрительного в воздухе не обнаружила. Версию о наркотических видениях можно было отбросить за недостоверностью, и Наталья с облегчением выдохнула, но тут же подумала, что радоваться рано. Если человечек не является галлюцинацией, вызванной искусственно, стало быть, мозг пошёл вразнос по собственному желанию, и вскоре придётся посетить с долгим визитом домик с жёлтыми стенами и клонами Наполеонов – среди психов тоже были «графоманы», не способные вообразить себя никем иным, кроме как французским императором.
– Не бойся, я настоящий, – сказал Галлор.
«Видимо, – подумала Наталья, – другие авторы, с которыми он сотрудничал, тоже первым делом думали про возникшие проблемы с психическим здоровьем. А что им остаётся, если читатели только и делают, что спрашивают, какую траву курил автор и не больной ли он на всю голову? Ведь нормальные авторы пишут детективы и во всей красе описывают зверские убийства серийными маньяками беззащитных граждан. Именно этим они и отличаются от фантастов, мечтающих чёрт знает о чём».