Жертва искусства. Михаил Александрович Каришнев-Лубоцкий

нагрянули художники. Хвалынск в этих местах слыл второй Швейцарией.

      Первых гостей Марья Лукинична проворонила, зато когда приехали трое бородачей из Питера, она всех троих забрала к себе.

      – Дом у меня большой, – сказала Марья Лукинична, – места всем хватит. Хотите в горнице живите, хотите в двух других комнатах.

      И тихонько пожаловалась на судьбу:

      – Раньше-то я постояльцев не пускала, а теперь пришлось: пенсия маленькая, а жить на что-то надо…

      Бородатые питерцы дружно поохали, сочувствуя бедной старушке, и тут же выдали ей небольшой аванс.

      – Месяц пройдет – остальное отдадим, – пообещал ей курчавый очкарик. – Кто знает, сколько мы здесь протянем!

      – Обычно до осени живут, – сказала Марья Лукинична, – которые от службы, конечно, свободные.

      – Мы не свободные! – улыбнулся очкарик. И, спохватившись, представился: – Фурш Анатолий Яковлевич, инженер-электронщик. А это – мои коллеги: Синцов Гриша и Гергуладзе Автандил.

      Так с разговорами довела Марья Лукинична гостей до своего дома. После небольшого совещания художники решили разместиться в просторной горнице: втроем веселее, да и хозяйке забот меньше.

      С рисованием, конечно, в первый день ничего не получилось – пока в баню сходили, да пока обедали, тут и день к закату пошел.

      – На пленер завтра с утра двинем, – сказал Анатолий Яковлевич. – А сегодня лучше выспимся хорошенько.

      Поужинали гости и легли спать. И Марья Лукинична в своей комнатке легла.

      А утром…

      – Братцы! – услышала она сквозь сон удивленный и, вместе с тем, радостный голос очкарика Фурша. – Кто в моем альбоме так порезвился?!

      Выглянула Марья Лукинична в горницу и видит: сидит за столом Анатолий Яковлевич и альбом огромный листает. А за его спиной другие бородачи стоят и в этот альбом смотрят.

      – Это не я! – говорит Автандил. – Ты мою руку знаешь, это не я!