– Скажите мне, почему Эркюль?[1] – задал вопрос доктор Бёртон.
– Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?
– Это вряд ли христианское имя, – усомнился гость. – Определенно языческое. Но почему? Вот что я хочу знать. Каприз отца? Прихоть матери? Семейные причины? Если я правильно помню – хотя моя память уже не та, что прежде, – у вас был брат по имени Ашиль[2], не так ли?
Пуаро быстро перебрал в памяти подробности карьеры Ашиля Пуаро. Неужели все это действительно произошло на самом деле?
– На протяжении короткого отрезка времени, – ответил он.
Доктор Бёртон тактично ушел от разговора об Ашиле Пуаро.
– Люди должны проявлять больше осторожности, давая имена своим детям, – продолжал размышлять он. – У меня есть внуки. Я знаю. Бланш, так зовут одну из них, – черная, как цыганка[3]. Потом еще Дейрдре, Дейрдре Печальная, – она оказалась веселой и жизнерадостной[4]. Что касается юной Пейшенс, то ее лучше было бы назвать Импейшенс[5] и покончить с этим! А Диана – ну, Диана… – Старый специалист по античной филологии содрогнулся. – Она уже сейчас весит около ста семидесяти фунтов, а ведь ей всего пятнадцать лет! Говорят, это с возрастом пройдет, но мне так не кажется. Диана! Ее хотели назвать Еленой, но тут уж я решительно воспротивился. Зная, как выглядят ее отец и мать… И ее дед, если уж на то пошло! Я изо всех сил настаивал на Марте, или Доркас, или другом разумном имени, но все было напрасно, пустая трата слов. Странные люди эти родители…
Он тихо, с присвистом, хихикнул, и его маленькое пухлое личико сморщилось.
Пуаро вопросительно посмотрел на него.
– Представил себе эту воображаемую беседу. Как ваша мать и покойная миссис Холмс сидят и шьют или вяжут маленькие одежки и перебирают имена: Ашиль, Эркюль, Шерлок, Майкрофт…
Пуаро не разделял юмора своего друга.
– Как я понимаю, вы хотите сказать, что моя внешность не напоминает внешность Геракла?
Доктор Бёртон окинул взглядом Эркюля Пуаро, его маленькую, аккуратную фигурку в полосатых брюках, соответствующий черный жакет и изящный галстук-бабочку, окинул сыщика взглядом снизу вверх, от лакированных туфель до яйцевидной головы и огромных усов, украшающих верхнюю губу.
– Откровенно говоря, Пуаро, – ответил доктор Бёртон, – нет! Догадываюсь, – прибавил он, – что у вас никогда не хватало времени на изучение античной литературы?
– Это правда.
– Жаль. Жаль. Вы много упустили. Если б это зависело от меня, то всех надо было бы заставить изучать античную литературу.
Пуаро пожал плечами.
– Eh bien[6], я и без нее добился больших успехов.
– Добился успехов! Фокус не в том, чтобы добиться успехов. Это совершенно неправильная точка зрения. Античная литература – не лестница, ведущая к быстрому успеху, как курсы заочного обучения! Не рабочие часы человека важны, а часы его досуга. Мы все совершаем эту ошибку. Например, вы сами – вы стареете, скоро вам захочется отойти от дел, отдохнуть от забот; и что вы собираетесь делать со своим досугом?
На это у Пуаро был готов ответ:
– Я собираюсь заняться – серьезно – выращиванием кабачков.
– Кабачков? – поразился доктор Бёртон. – Что вы хотите сказать? Этих больших раздутых зеленых плодов, водянистых на вкус?
– Ах, – с энтузиазмом заговорил Пуаро, – но в этом же все дело. Они не должны иметь водянистый вкус.
– О! Их посыпают сыром, или мелко нарезанным луком, или подают с белым соусом…
– Нет-нет, вы ошибаетесь. Моя идея заключается в том, что можно улучшить вкус самих кабачков. Им можно придать, – он прищурил глаза, – букет…
– Господи боже, послушайте, это же не кларет. – Слово «букет» напомнило доктору Бёртону о стоящем рядом бокале, и он сделал глоток, наслаждаясь вкусом. – Очень хорошее вино. Очень качественное. Да. – Он одобрительно кивнул. – А эти кабачки – вы же не серьезно? Вы не хотите сказать, – он заговорил с подлинным ужасом, – что сами будете наклоняться, – его руки легли на его собственный пухлый живот с ужасом и сочувствием, – наклоняться и вилами разбрасывать навоз на эти штуки, и подкармливать их прядями шерсти, смоченной в воде, и все остальное в этом роде?
– По-видимому, – заметил Пуаро, – вы хорошо знакомы с выращиванием кабачков?
– Видел садовников, которые этим занимались, когда жил в деревне. Но, серьезно, Пуаро, что за хобби! Сравните его с… – тут его голос превратился в восхищенное мурлыкание, – креслом перед камином, где горят дрова, в длинной комнате с низким потолком, с книгами по стенам, – это должна непременно