И начальство не любит – задвинуло на задворки, в самый угол больничного городка под старые тополя. Не сразу найдёшь – разве что по указателям, прибитым к деревьям. Мы для начальства тоже вроде изгоев.
Отделение располагается в старом бревенчатом, почернелом доме – пятидесятых годов постройки. Зато в новых-то красивых зданиях крыши текут, штукатурка падает и из окон дует. А у нас сухо и тепло, зимой при открытых форточках работаем. Но это я так, об условиях работы: условия, мол, хорошие. Не забудьте надбавку за вредность, льготы, опять же пенсия по выслуге лет…
Кто ко мне приходит? Все! Мало кого миновала чаша сия. Мужчины и женщины, старики и юнцы, бизнесмены и дворники, доктора наук и бомжи, домохозяйки и трудоголики…
Вот в сто семнадцатый раз явилась кудрявая прехорошенькая девушка. Беру анализ и знаю заранее – снова будет положительный. В смысле, найдём какую-нибудь бяку. А ей хоть бы что.
Кто-то на мобильник позвонил – хахаль, небось. Гибко перегнулась, цапнула наманикюренной лапкой телефон – и хихикает в трубку. Ножками в смотровом кресле побалтывает – чуть мне в нос не заехала и очки не сшибла.
– Ножки у тебя загляденье, – говорю. – Вот, девушка, в чём погибель твоя: в ножках! Не доведут тебя до добра, попомни слово. И не болтай, не болтай ими – работать мешаешь.
Хохочет, заливается, запрокидывает кудрявую голову.
Нам вообще-то разговоры запанибрата с пациентами вести не полагается – соблюдаем дистанцию. Ну, да мне простительно – старые дрожжи.
Вот женщина пришла за результатом. Не старая – не молодая, не красивая – ни некрасивая. Никакая. Жизнь начисто стёрла лицо. Просто измученная пожившая женщина. Её в городе многие знают. Занимает пост – не то чтобы высокий, но и не низенький. Тоже наша постоянная клиентка, тоже в 117-й раз пришла.
Я полезла в стеклянный стеллаж, где лежат бумажки с результатами анализов. Её попросила сесть на стульчик и сочувственно говорю: «Сволочи эти мужики». И наготове стаканчик с водой держу. Потому что тоже заранее знаю результат, и знаю её реакцию – вон уже в полуобморочном состоянии сидит, и готова заплакать.
Муж у неё – известный в городе человек, живёт на широкую ногу, ну и насчёт женского полу очень слаб на передок. Соответственно, постоянно приносит жене сюрпризы. И она ужасно мучается, бедняжка, но ему прощает и дальше с ним живёт. То ли из-за детей, то ли из-за достатка, то ли любит его, кобеля, то ли по привычке. То ли одна боится остаться – здесь у нас северное Иваново.
И – хватит, больше ни слова о больных – у нас врачебная этика, тайна. Истории болезней – ни-ни. Про пациентов нельзя – про себя, грешную, можно. Говорят: сапожник без сапог – это не про меня. Хотите верьте, хотите нет, я этих мерзких «сапог» за свою жизнь не упомню, сколько пар сносила.
Я – верная, честная, не гулящая. И муж у меня постоянный. Одна на всю жизнь жена – и любовница тоже одна, постоянная. Нам двум он никогда не изменял – упрекнуть не в чём.
…И вот смотрю я из окошка. Как бредёт эта сгорбленная тридцатисемилетняя старушка, загребая ногами осеннюю листву, и вспоминаю себя молодую.
Где, когда мой муж встретил запретную любовь – о том не ведомо. Она говорила: «Бог свёл», я считала: «Дьявол». Она с первого дня поставила задачу: увести, во что бы то ни стало, мужа из семьи. А я: во что бы то ни стало, семью и мужа отстоять. Не так много мужиков у нас в северном Иванове, чтобы ими разбрасываться. Вот такая война в мирной жизни: бьёмся за мужей не на жизнь, а на смерть.
Любовница начала с того, что известила о вспыхнувшей преступной страсти полгорода. Чтобы до меня дошли слухи – и я взметнулась, встала на дыбы, закатила истерику – и подала на развод.
А меня свекровь, царствие её небесное – подучила: «Ты молчи, делай вид, что ничего не знаешь. Ходи с гордо поднятой головой, сохраняй лицо. Пока не знаешь – ты в чистоте. А сорвёшься – будут за спиной смеяться и пальцами показывать». И я ходила с прямой спиной и сохраняла лицо.
Тогда соперница позвонила мне сама – ошалелая от собственной наглости. Чтобы я услышала всё из первых уст, возмутилась, закатила истерику – и подала на развод.
А я (тоже свекровь, мудрейшая женщина, научила) – в ответ в трубку расхохоталась. «Любовница для мужчины, – говорю, – это отхожее место. Сортир. Уборная. Нужду справит, штаны застегнёт, причиндалы подмоет – и домой. К жене, к детям».
Итак, первый способ – подавить психику жены – у соперницы не сработал. Один-ноль в мою пользу.
Второй метод – само собой, постель. Какая бы жена темпераментная ни была – всякими ночными штучками-дрючками мужа ублажать не будет. Пройденный этап, оба давно остепенились. Солидно, не торопясь исполнят супружеский долг, чмок в щёчку – и на боковую.
Кувыркалась соперница в кровати до изнеможения, до седьмого пота. Удивляла моего мужа ненасытностью и сексуальными фантазиями – бесполезно. Выдохлась.
Третий способ – влезть в душу. Тихо-тихо выгрызть там норку, поселиться, как мышка в хлебе. На рыбалку с ним ездила,