Оказавшись в среде типового жилья и типовой жизни, я неожиданно окунулся в мир, неизвестный взрослым, привыкшим к собственной жестокости, к собственным проблемам. Мир детства в каменных башнях мегаполиса, безумный мир государственных школ и изгаженных подворотен – это всё разом стало моим, заменив собой полузабытый мир живых цветов, мир частной школы с приветливыми учителями, мир родного дома.
А ведь я помню, что в детстве, которое закончилось для меня смертью отца, я читал какие-то книги, сколько же времени прошло, чтобы у меня снова появилось на это время. Жизнь на Земле сейчас такова, какова она есть. И даже развернувшееся исследование планет нас не спасёт. Так говорю не я.
Тогда же, осенью 84 года, я познакомился с тем, что на языке умников из комитета народного образования называется социальной адаптацией.
Проще говоря – пришёл домой весь в синяках, с разорванной курткой, без зуба, но зато с ободранными о чужие части тела кулаками. Мать причитала весь вечер, пытаясь прикинуть в уме, сколько там осталось на социальном счету, оставленном нам от щедрот после смерти отца. На новую куртку там явно не набиралось, пришлось отстирывать и заштопывать то, что есть.
На следующее утро я прихватил с собой из дома увесистую дверную ручку, вывезенную невесть зачем матерью при переезде. Я бы не сказал, что нравы, царившие в школе, меня сильно удивили – в нашем подъезде я уже успел навидаться многого. Разве что тот уровень звериной жестокости к чужаку. Как и всю мою последующую жизнь, опереться, помимо собственной детской решимости, мне было не на что.
В то утро я проскользнул мимо дежурившей на входе знакомой морды – понятно, года на два старше меня, как же иначе – чтобы успеть перед занятиями забежать в учсектор, где сунуть в окошко поддельное заявление мамы, чтобы мне заменили дополнительные классы по литературе на атлетику. Это мне казалось залогом успеха. Что хорошо, я уже тогда был парнишкой сухощавым, но резким и крепким. Я не собирался терпеть этих зверей, как терпели их другие.
Спортивный зал таким образом у меня значился чуть не каждый день, и уже в первый свой заход я, плюнув на крики учителя, пошёл в угол и долгих полчаса не говоря ни слова мутузил там облезлую грушу, как мне показалось, очень ловко и больно. Пары замеченных на себе косых взглядов мне хватило, чтобы понять – я на правильном пути. На попытки своих новых товарищей по несчастью завести разговор я покуда решил не отвечать. Мне они не помогут. А там посмотрим. К слову, в тот вечер по дороге домой