Экспресс подкатил, сработала дверная гидравлика, и Софи неторопливо шагнула с бордюра в автобус. Прижимая к себе черный, необъятных размеров зонт, она мимолетно улыбнулась водительнице и немедленно пожалела об этом: как глупо – есть ли смысл разбрасываться направо и налево улыбками, если в ответ тебя не удостаивают даже благосклонным кивком?
Софи назубок знала, что случится в следующий момент, и начала отсчет.
Три…
Вот водительница автобуса скривила физиономию, опустила голову и раскрыла рот, выставив на всеобщее обозрение яркую амальгаму зубных пломб и царапнув колючим взглядом Софи с ее невероятным зонтом.
Два…
Вот она сняла на пару секунд руки с руля и скрестила их на груди, чуть ниже именной планки, накрыв надпись «Пьюджет-Саунд. Муниципальный транспорт», украшающую ладную униформу.
Один…
Теперь громкое сопение, упрямое движение лбом, как будто она хочет кого-то боднуть, и… вот оно:
– Опять! С ума сойти, эта девчонка! Ну что ты выпендриваешься? А без парашюта не пробовала? Такое прекрасное утро! Понедельник…
Подавившись смешком, Софи прислонила зонтик к перегородке и оплатила проезд. Она не видела ничего смешного ни в сотруднице транспортной фирмы, ни в ее комментариях, но ее забавляло, что в протоколе этой утренней встречи нет никаких, самых незначительных, отступлений.
– А вдруг дождь? – с невинным видом ответила водительнице Софи.
– Да откуда ему взяться? Ты видишь на небе хоть одно облачко? Хвала господу, за всю неделю на землю не упало ни капли, надо постучать по дереву. – Она постучала костяшками пальцев по металлической стойке.
Софи недовольно качнула головой. И с чего эта женщина взялась ее поучать? Впрочем, насчет погоды нынешним днем она абсолютно права. Утренний воздух пока что прохладен, но небосвод сияет голубизной до самого горизонта, а метеорологи все как один предсказывали ясную погоду. Только какое дело Софи Джонс до метеорологов? У нее свои счеты с погодой.
– Я всегда ожидаю худшего, – отшутилась она и старательно приподняла уголки губ, изображая улыбку.
– Оно и заметно, – нарочито тяжко вздохнула женщина за рулем. – В этом-то у тебя и проблема, дева.
Пока Софи искала глазами свободное место, женщина добавила еще что-то неодобрительное в ее адрес, но автобус сорвался с места, и слова транспортной тьюторши утонули в бурчанье мотора. Впрочем, Софи все равно не стала бы вслушиваться в воспитательные комментарии. Утро и правда сегодня чудесное, так что пускай эта автомобильная прорицательница смотрит внимательнее на дорогу и помалкивает насчет парашютов и всего прочего. Тем более что впереди действительно прекрасный солнечный день.
Вот только день хотя и был солнечным, однако далеко не самым приятным.
Для Софи Джонс этот день – самый худший из всех дней в году. С ним в ее жизни связан ежегодно повторяющийся кошмар, и ей его не избежать. Не будь у нее неотложных дел, она бы с радостью задернула занавески, выключила мобильный, зарылась в постель и проспала бы так целые сутки в состоянии, близком к анабиозному оцепенению.
Если бы, если бы, если бы, размышляла Софи, двигаясь по проходу к своему излюбленному месту в самом конце автобуса. Пассажиры, ехавшие из Гиг-Харбора, чаще всего рассаживались на передних местах, мало кто забирался так далеко, и высокое заднее сиденье обычно было целиком в ее распоряжении. Во время утренней дороги к месту работы Софи предпочитала молча созерцать окрестности, и этот «трон» оберегал ее от пустой болтовни, в которую с таким удовольствием пускались ее попутчики. Пока автобус несся по магистрали, она смотрела на мелькающие за окном склоны, покрытые сочной зеленью, на редкие суденышки, болтающиеся в водах Саунда. Она разглядывала высокие пилоны висячего Такомского моста, который соединял небольшой городок Гиг-Харбор и Олимпийский полуостров с материковой территорией штата Вашингтон. Обычно всего этого было достаточно, чтобы отвлечь ее от горькой реальности жизни.
Но этот день был не такой, как все остальные.
Для Софи это был день утрат и потерь, и ничто не могло умерить ее сердечную боль, оживавшую для нее каждый год в этот день. Никакие сосны, паруса и водный простор за грязноватыми стеклами автобусных окон не помогали ей забыть прошлое. День моей личной скорби и ненависти к себе, – так решила она, запихивая огромный зонт в щель между креслами. – Мой персональный праздник самоуничижения. И это мое персональное неоспоримое право – чувствовать себя несчастной, ничтожной и жалкой в такой мере, в какой я хочу…
– С днем рождения, моя дорогая!
Софи