– Почему ты так думаешь?
– Он способен видеть меня, когда я здесь, и все понимает. Он знает больше остальных о богах, потому стражники и отвели его в такую даль, что к нему не приходит даже Персефона.
Между тем, гул нарастал. Очень скоро стало понятно, что ощущение того, что горы вокруг сотрясаются – отнюдь не кажимость. Геракл увидел одну скалу, которая по-настоящему с неимоверным скрежетом дергалась в разные стороны. От нее же исходил и лязг цепей. То, что это были именно цепи, Геракл увидел, когда они облетели эту неистовую скалу с противоположной стороны. Но неистовой оказалась вовсе не скала, а прикованный к ней необыкновенной величины и силы практически нагой человек, мужчина. Вид его был ужасен: он зарос волосами так, что лица вовсе нельзя было разглядеть. По его ногам, видимо, со спины текла кровь. Вокруг оков его конечности были разодраны в мясо. Несмотря на боль, он ежесекундно рвал цепи с такой силой, что скала приходила в движение. Завидев колесницу Афины, он застенал вдвое сильнее, вдвое сильнее заметался. Было видно, что всем вожделением своей страждущей души он устремлялся к богине.
– Вот видишь, Геракл, он заметил нас.
– Вижу, Афина. Так ты хочешь сказать, что он светел?
– Да. Он светлее тысяч вместе взятых покорных узников Аида. Мы, боги, видим душу. Так что можешь мне поверить: освободившись, он будет велик.
– Хорошо, я верю. Но ты скажешь, что и ему вы, боги, не в силах сейчас помочь?
– Сейчас, увы, нет.
– Афина, но когда же, когда же станет возможным помочь этим страдальцам?
– Подожди, Геракл, дай мне время. Сегодня тебе все должно стать понятно.
Афина поворачивала коней. Она знала, как нелегко человеку смотреть на подобное.
– Кстати, как зовут его? – спросил Геракл.
– Прометей.
За скалой, к которой приспешники темных сил приковали Прометея, горы шли на спад и взору открывалась покрытая туманом равнина. Она была единственной безмолвной и безучастной зрительницей его титанических мук. Одиночество в страдании – одно только это по мнению Геракла превышало его муки над суммою мук множества простых невольников.
Кони уносили колесницу в туман, в котором постепенно растворялся и силуэт Прометея, и контуры скал. Обернувшись назад, Геракл провожал удаляющегося титана взглядом. Он почувствовал, что им надлежит еще встретиться. Еще, вслушиваясь в затихающие стоны Прометея, он уловил в них сходство с тем ревом, что исходил из того дубового ствола, который несколько дней назад дал ему рубить Телеф. Выходило, что Геракл, сам того не зная, причинял ему еще дополнительные страдания и что это он, Прометей, вероятно, защищаясь, поверг Геракла с ног. Как телефов дуб был связан с этой горой в Аиде, юный герой, конечно, никак не мог взять в толк. Афина в сердцах кивала Гераклу головою.
Вскоре туман