Юмор Дюма. Или писатель, который смеётся. Александр Иванов

ero

      Моруа, характеризуя Дюма, пишет, что при жизни романиста обвиняли в том, что он забавен, плодовит и расточителен. И, не без сарказма, добавляет: неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным?

      Действительно, тот, кто хотя бы мало-мальски изучал историю жизни Дюма (как жаль, что на русском языке до сих пор не изданы мемуары писателя!) представляет его удивительно жизнелюбивым, энергичным, не теряющим в самые нелегкие моменты самообладания и чувства юмора.

      В 1926 году в парижском издательстве Галлимар вышел сборник «Остроумие Александра Дюма»; составитель книги Леон Трайх собрал из разных источников забавные истории, связанные с именами Дюма-отца и Дюма-сына. Позволю себе привести некоторые из них.

      В 1830 году Дюма, которому в ту пору исполнилось 28 лет, стал завсегдатаем салона в Арсенале, где собирал всю романтически настроенную молодежь Парижа того времени знаменитый писатель и библиофил Шарль Нодье. Молодой Александр был таким же талантливым рассказчиком, как и хозяин салона. О чем бы ни шла речь, он умел поддержать разговор, говорил живо и занимательно. Дюма и сам любил себя послушать. Как-то раз после обеда в обществе его спросили:

      – Ну, как прошел обед, Дюма?

      – Черт побери, – ответил он, – если б там не было меня, я бы страшно скучал!

      Враги никогда не забывали, что знаменитый писатель – внук негритянской рабыни. При случае они старались напомнить о его происхождении.

      – Если не ошибаюсь, – спросил один недоброжелаель на светском балу, – в ваших жилах течет цветная кровь?

      – Вы не ошибаетесь, монсиньор, – ответил Дюма с достоинством, – Мой отец был мулатом, бабушка негритянкой, а мои отдаленные предки – обезьянами. Как видите, мой род начинается тем, чем кончается ваш!

      Еще один анекдот: однажды на вечернем представлении в «Театр Франсе» Дюма-отец, сидя рядом с Сумэ, довольно заурядным драматургом того времени, вдруг увидел спящего зрителя.

      – Вот видите, дорогой мой, какое действие оказывают на людей ваши пьесы, – сказал он Сумэ.

      На следующий день играли комедию Дюма. Дюма стоял у входа в оркестр. Вдруг Сумэ, все время кого-то искавший в зале, радостно хлопнул Дюма по плечу и показал на субъекта, спящего в оркестре.

      – Вот видите, мой не менее дорогой друг, можно спать и на вашей пьесе!

      – Ну, старина, – ответил Дюма, – вы ошибаетесь. Это ваш вчерашний еще не проснулся!

      Эти и другие эпизоды из жизни Дюма-отца, конечно, могли быть выдуманы более поздними почитателями его таланта; тем не менее, полагаю, они дают достаточное представление о его колоритном облике и позволяют проследить мотивы, присущие его творчеству в целом. Обладая развитым себялюбием, Дюма в равной степени любил и людей, которые его окружали. Недаром братья Гонкуры отмечали в своем литературном дневнике: «Непомерное „я“ – под стать его росту; однако он брызжет детским добродушием, искрится остроумием». А писатель более позднего времени Жюль Кларети сказал так: «Говорят, что Дюма развлекал три или четыре поколения. Он делал больше: он утешал их. Если он изобразил человечество более великодушным, чем оно, может быть, есть в самом деле, не упрекайте его за это: он творил людей по своему образу и подобию».

      Действительно, впечатляющая личность Дюма-отца, напрямую связана с его бессмертными книгами, в которых ирония и юмор занимают далеко не последнее место. Впервые эта грань его таланта проявилась в конце 30-х годов, когда устав от мрачных мелодрам, писатель начинает пробовать силы в легких комедиях а-ля Мариво. Первой ласточкой этого жанра была комедия «Мадемуазель де Бель-Иль», поставленная Комеди-Франсе, за нею последовали «Брак при Людовике XV», «Воспитанницы Сен-Сирского дома». Стиль этих пьес, как отмечали современники Дюма, напоминает легкую и быструю иноходь маленьких комедий Мольера: он точен, остер, меток и несется вскачь с задорным видом, развевая султан на ветру. Взяв за основу историческую эпоху, изображенную потом в романах, Дюма показывает общество изысканно-дерзких ловеласов в пудреных париках, которые умеют без слез и воплей предаваться наслаждениям. От XVIII века, констатирует Моруа, в комедиях Дюма сохранилось всего три черты: любезная его сердцу свобода нравов, насмешливое отношение к верным мужьям и женам и гнетущий страх перед Бастилией, неминуемо ожидающей победителей вслед за упоением поединка.