– Еще? – она одним пальцем приподняла подол и без того коротенькой черной юбки и показала кружевную резинку от чулка, изогнулась, дразня и вдруг расхохоталась…
– Нравится? Эти чулки стоят ровно половину того жалованья переводчицы, которое я получаю у вас… Так что судите сами… Кондратьев – белокурый, но почему-то с темными бровями, голубоглазый и с пухлым еврейским ртом – послал ей воздушный поцелуй.
– Я вас понял, Нора… Но и вы поймите меня… – он встал и стремительно подошел к ней, схватил за руку и легко поднял из глубокого, мягкого, как растопленный вязкий шоколад, кресла.
– Я не люблю говорить, я люблю делать…
Она почувствовала, как его рука скользнула по ее бедрам и застряла между ними, словно пойманная в плен.
– Послушайте, вы меня знаете чуть больше месяца… – вдруг сказала она шепотом, глядя ему прямо в глаза, – кто же вам позволил дотрагиваться до меня?… Когда вам хочется поесть, то ваша секретарша звонит по телефону и вам приносят теплую пиццу, когда вам хочется покурить, то ваша секретарша покупает вам сигареты, когда вам хочется поспать, то ваша секретарша, оберегая ваш сон, говорит, что вы в Берлине, когда вам хочется выпить, то ваша секретарша приносит вамконьяк и дает пить из своих рук, когда вам нужна женщина, то вы раскладываете вашу секретаршу прямо на столе и делаете с ней все, что вам заблагорассудится, после чего бедная девчонка ходит вся в синяках… Теперь вам захотелось поиметь еще и переводчицу и поэтому вы просили меня зайти к вам после рабочего дня… Раз так, то, может сначала выпьем, прежде, чем вы сорвете с меня белье?
– А вы еще более оригинальная, чем мне про вас рассказывали… – Кондратьев в улыбке показал свои безукоризненные зубы. – Меня предупреждали, что вы умеете отказывать мужчинам, и что предпочитаете делать это на английском… Вы, что, и ругаетесь по-английски?
– В зависимости от того, каким языком владеет мужчина.
– Я бы хотел завладеть вашим языком… – он крепко обхватил ее затылок и прижался своими губами к ее губам. Но поскольку она не отвечала на его поцелуй, он отпустил ее и отошел к столу, шумно вздохнул, расслабил галстук, расстегнул воротник рубашки и, смешно пыхнув пробкой, открыл бутылку.
Он вдруг занервничал, ему не нравилась роль ухажера. Ему нравилась роль хозяина, который мог взять в любое время то, что принадлежит ему по праву. Что же касается женщин, то с этим у него вообще никогда в жизни не было проблем. Он налил вина в фужеры и один поднес Норе:
– Что ж, тогда давайте выпьем… Может после этого вы станете более раскованной…
– Да уж куда больше… – она усмехнулась, оглядывая себя, – хорошо, что еще чулки не порвали…
И тут произошло неожиданное: Нора выплеснула ему в лицо свою порцию вина. Спокойно, с чувством, с удовольствием…
Она слышала, что он что-то говорил ей вслед, кричал, размахивая руками и не в силах открыть глаза, которые щипало от вина, он обзывал ее самыми последними словами и даже топал ногами от бессилия…
Хлопнула дверь и сразу стало тихо.
«Боже, как же хорошо быть безработной…» – подумала она, легко сбегая по ступенькам мраморной лестницы на тротуар и смешиваясь с потоком спешащих куда-то людей. Москвапо-весеннему бурлила, наслаждаясь майским теплом, свежестью только что закончившегося дождя, ароматами первой зелени, духами оголившихся женщин… Москва такая большая, страдающая гигантоманией, амбициями, погрязшая в мировых проблемах, жила своей жизнью, Нора – своей. У Норы была маленькая квартирка на улице Достоевского, куда она и принесла тем теплым и замечательным – в смысле весеннего тепла и какой-то непонятной праздничности – вечером свою проблему. Села на кухне, обхватив ладонями чашку с горячим чаем, и стала думать, как ей жить дальше. То, что она долго не продержится в этой фирме, она знала с самого начала, но что ей придется увольняться оттуда спустя какой-то месяц – этого она не ожидала… Обычно начальники долго присматриваются к своим сотрудницам, выжидают, что называется, а уж потом, каждый по-своему, начинают ухаживать, а то и откровенно приставать… Но мужчин все равно не переделать, они – хозяева жизни, а потому надо находить свою собственную нишу и устраиваться как-то иначе… Но как? Будет другая фирма, другой начальник, возможно, брюнет («Для контраста.»), который рано или поздно назначит ей встречу и предложит ей провести с ним вечер… А может, не стоит переводить драгоценное вино или коньяк, поливая ими разгоряченные мужские головы, а просто убивать их потихоньку, по одному, чтобы другим неповадно было… Размышляя таким образом, Нора перебралась с чаем и бутербродом в комнату, уселась перед включенным телевизором, и, уткнувшись в экран, стала как-то механически