– Какие предусмотрительные. Звёздное, значит, небо над головой…
– Да-да, и бухгалтер внутри нас, – закончил Олег Мишину шутку. Как собирался её закончить сам Миша, осталось неизвестным.
– Ты это… – замялся немного Олег. – Через месяц-то оклемаешься более-менее? А то поехали со мной, если хочешь. Грустно на тебя такого смотреть. Долбанутым ты мне больше нравился.
Миша долго глядел застывшим взглядом куда-то в Олегово колено, а потом обратил этот взгляд прямо на него. Олег знал и очень не любил этот взгляд. В этом взгляде Мишины глаза, казалось, переставали служить тем отображением человеческих мыслей и чувств, за которое их прозвали «зеркалом души», и становились просто белыми шарами, торчащими из своих углублений. Весь мир Олега – мир выверенный и прочный – пошатывался при взгляде этих безумных шаров. Всё привычное, само собой разумеющееся являлось в их присутствии безнадёжно странным, и Олег бессознательно стремился поскорее прервать это наваждение.
– Эй, ты чего? – произнёс он те слова, которые и всегда произносил в таких случаях. Они всегда помогали, помогли и теперь.
– Прости, – будто проснулся Миша. – Я слушал тебя. Говоришь, через месяц? Посмотрим. Может, и съезжу. Правда. Если буду в форме… – Он вдруг помассировал сердце. – Слушай, ты там матушку позови. Что-то она на удивление долго таблетку не несёт.
Олег пошёл за мамой. Оказалось, таблетки лежали на подносе с едой.
2
– Ну ты как? – звонил Олег через месяц, в конце августа. – Способен составить компанию? Я про слёт, астрономический. Если ты, конечно, помнишь.
– Помню.
– В таком случае сообщаю порядок действий: выезжаем завтра – там ночуем – послезавтра возвращаемся.
– У меня денег ноль, – сказал Миша.
Видимо, Олег догадывался, что брат заговорит о деньгах.
– А-а, ну тогда ладно, – сказал он с деланным сочувствием. – Тогда оставайся дома, братишка. Всего хорошего, не болей.
– Пока, – сказал Миша, но остался на линии.
– Прекращай балаган, – произнёс Олег серьёзно. – Едешь, нет?
– Надо подумать.
– «Подумать» – это у тебя значит «нет». Ну, ладно. Думай…
Олег сообщил, когда и откуда будет отходить автобус, и братья попрощались.
Миша поднялся с дивана и направился к окну, чтобы покурить и обдумать предложение Олега, но тут он вспомнил, что не курит; он ещё довольно часто об этом забывал.
Пришлось стоять у окна просто так, без сигареты.
С высоты тринадцатого этажа открывалась довольно широкая диорама промышленной Москвы. Во всей этой диораме Миша не мог найти ни одного уголка, через который не прошла бы хоть однажды пьяная траектория его жизни. С каждым элементом пейзажа, – будь то здание, телефонная вышка, скопление зелени или пустырь, пригорок или овраг, – было связано какое-нибудь воспоминание. Более того, едва ли не каждый из этих элементов имел своё оригинальное