По берегам тянулись заросли низких, корявых деревьев, и казалось, что какая-то неведомая сила скрючила их, заставила страдать, так что напоминали они теперь скелеты замученных давным-давно людей.
– Что ты знаешь об этих местах, дьяк? – внезапно, после долгого молчания спросил зверолов. – Читал ли чего, купцов ли расспрашивал, прежде чем отправиться сюда? Или так просто, собрался в путь-дорогу, а там лихая сама вывезет?
– Холодно здесь, говорили, – ответил Макарин, подождав немного. – Зимой люди замерзают так, что кровь льдом становится. Правда это?
Зверолов хмыкнул, ерзая на своих тюках с товаром.
– Льдом или не льдом, но дух вышибает, да.
Они сидели впереди, у носовой корги, рядом с древним облезлым якорем. Над их головами хлопал грязный парус. Ветра почти не было, и коч медленно полз вдоль низкого берега, старательно огибая то и дело попадающиеся песчаные языки. Солнце уже садилось, окуная в темноту и без того мрачный лес на противоположной стороне.
– А еще рассказывали, что здесь на сотни верст сплошная пустошь, которую поморцы называют тундрой, и где нет ничего кроме мхов с болотами. А теперь смотрю – лес. Стало быть, врали?
– Это дальше, – зверолов махнул неопределенно. – За лесом. Там тебе и мхи, и болота. Но туда лучше не соваться.
– Почему? Дикий народ гуляет?
– И дикий тоже, – уклончиво ответил зверолов. – Времена сейчас тяжелые.
Он достал из мешка толстую сермягу, накинул на плечи. Холодало. Немногочисленные гости, что сидели весь день вдоль бортов, подтягивались теперь к середине, где двое из команды раздували печку, покрытую дырчатым чугунным колпаком. Кутались в кафтаны, тянули руки к разгорающемуся красному зареву. Макарин задумчиво разглядывал их, как делал это на протяжении всех последних дней. Дородный купчина из Тобольска с грузом зерна. Несколько приказчиков из центральных уездов с тюками различного товара. Парочка пугливых оборванцев, невесть что забывших на торговом судне.
– Скоро прибудем, – сказал зверолов. Он жевал кусок вяленого мяса, задумчиво разглядывая темные берега. – Вон у того камня повернем и, считай, почти на месте.
Макарин посмотрел на чернеющий впереди утес, за которым река делала резкий поворот. Лес взбирался на утес корявыми приземистыми сучьями, а на самой вершине торчала голая, будто обожжённая пожаром сосна.
– В лесах зверя полно, – сообщил зверолов. – Пушнина в руки сама идет. А в пустоши делать нечего. Одни топи. И дикие на санках с собаками. Да олени. Из нашенских туда почти никто не ходит. Разве что поморцы.
– И много здесь поморцев?
Зверолов пожевал губами, прежде чем ответить.
– Сейчас немного, но есть. Раньше больше было. А как новый острог поставили, так делись куда-то. Небось дальше ушли.
– Я думал, дальше Мангазеи ничего нет.
Зверолов внимательно глянул на Макарина.
– Дальше Мангазеи, дьяк, власти нет. А остальное есть.
Макарин хмыкнул. Зверолов, жилистый бородач, не вылезавший из лесов и живущий лишь своим промыслом, был единственным человеком на корабле, который за все долгие недели пути перекинулся с ним больше, чем парой слов. Остальные улыбались, желали здравствовать, но на любые вопросы отвечали односложными междометьями. Даже у толстого хлеботорговца при виде дьяка Семена Макарина начинали бегать глазки и дрожать руки. Не собери Макарин заранее про него сведения, то наверняка бы взял на заметку, чтобы поговорить с пристрастием. Сейчас этот сидящий у печки купчина поймал взгляд, судорожно поклонился, сделав вид, что пытается привстать. Давыд, Степанов сын, в Тобольске лет двадцать, поднялся из приказчиков, когда женился на дочери старосты, первые деньги сделал на торговле с сибирской татарвой, может поэтому и глазки до сих пор бегают. Нет, ничего он не знает о нынешнем деле. И знать не может. Не было его здесь год назад. Сидел у себя в Тобольске, дворовых девок щупал.
Макарин отвернулся. Впереди на берегу, среди гнилых плавней тускло горел костер. Вокруг огня сгрудились неподвижные тени. То ли кусты и корявые деревья. То ли люди в звериных шкурах. То ли звери в человеческом обличье. Из тех, что выходят по ночам на берега рек, сидят и ждут, когда мимо них проплывет лодья с добычей. Было нечто дьявольское в этих красных отсветах, что плясали на воде и ветвях деревьев. Коч поравнялся с костром и стало ясно, что никаких зверей нет, а есть сидящий на берегу рыбак. Он поднял руку и приветственно помахал.
– Всегда здесь сидит, – сказал зверолов. – Сколько не ходил, каждый раз, на том же месте. Верная примета, что уже прибыли.
– Ты с полудня твердишь, что скоро прибудем. А Мангазеи все нет и нет.
– Как так нет, дьяк. Вот же она, – зверолов развел руками. – Мангазея. Все что видишь, все она, богатая. Все леса, все пустоши. На многие дни езды отсюда. Мангазея это не город, дьяк. Это целая страна. Острог что. Сегодня он есть, завтра его нет. И посад его сгорит. И люди уйдут.