Деревню основали близнецы Некрас и Немил, лихие бугровщики из-за Камня, которые явились в Полунощную страну в лаптях, а через год, от дербана татарских курганов, имели сапоги кожаные, кибитку нескрипучую, мушкет и двух чалдонок, купленных в Барабе за тридцать копеек серебром.
В тамошнем кабаке на тракте подслушали братья треп хмельного литвака о неграбленой еще княжьей могиле. «Отсюдова месяц итти к полунощи, опосля на восход, – говорил он другому пиотуху, – но ты не ходи, там злые шешкупы!»
Братья сели поближе, стакнулись языками, проставились двумя чарками и выведали все, что литвак брехал мечтательно. Из кабака ушли вместе и по темноте нарочно затоптали балабола в канаве, чтобы никого больше на авентюру к шешкупам не соблазнил.
Сами двинулись в путь. Нескучно ехали. Один правил кибиткой, другой проклажался с девицами. Потом наоборот делали и скоро уже сами не помнили: кто Некрас, кто Немил? Дни сменялись похожие, как травинки в степи, как соринки в глазу. Моргнул, и – нету. Жив – и ладно.
Сибирь тогда была меж русскими и татарами – вольная страна. Требовала сердца и воображения. Одной силой тут не прожить. Всегда такой найдется, кто переломает даже медведя. Близнецы легко схватывали, когда надо соколом, когда змейкой, на кого – волком, от кого – зайцем, поэтому до Оби доехали с целыми шкурами. Там узнали, что твердых дорог дальше нет, и путь их лежит сначала по большой реке вниз, а через двести верст – по притоку вверх.
Сменяли повозку и лошадей на лодку в четыре уключины. Пятиалтынные девицы оказались из речного народа, грести умели не хуже близнецов. Шли по реке, сплетаясь песнями: чалдонки пели странно, как будто зверек бегает во рту, но красиво, точно зверек этот – благородная горносталь. И незаметно для братьев наладился у них с девицами разговор.
– Слышь ты чё! – толмачил Некрасу Немил. – Язык-то у их не бесовской, а людской! Наше здрав будь по-ихнему торово, с богом – прошай.
Вот только имена понять не мог.
– Как звать тебя?
– Маська.
– А тебя?
– Маська.
Они, и правду сказать, были на лицо похожи, как луна и ее отражение. Только одна смеялась часто, а другая всё что-то думала.
– Ты кого нонче любишь – Маську али Маську? – веселился Немил, локтем тыкая брата в бок.
Некрас хмурился, ему от речной болтанки было худо и муторно, словно его из лодки выпихивают.
– Сам ты щучий корм, – ворчал сквозь зубы.
Дошли до слияния Оби с притокой, завернули в правый рукав. Против течения идти натужно, не до песен. Через две недели бросили якорь у высокого яра, у того самого места, что литвак живописал как червоточное. Берег весь в дырах, будто изгрызен. Из дыр глядят жители. Некрас фитиль запалил и стрельнул. Торово, шешкупы! Те разом попрятались. Не успел стрелок забить новую пулю – крик пробежал по тайге, и все замерло.
Оказалось, это она и есть, самоедская деревня. Ходы проверчены сквозь землю, чтобы кинуться в реку при появлении врага из тайги или уйти лесом, если чужая сила подгребет по воде. В невыходном положении, когда недруги караулят оба конца норы, самоеды разводят подземный огонь и зажариваются, освобождая из себя малые души, кои населяют птицу, зверя, рыбу, муравья, дерево, гриб и безвидную вредную силу. Зане вместо одного появляются семь, которые мстят обидчику и морят его до смерти. Так Маськи рассказали.
Близнецы посмеялись над басней. Некрас с мушкетом поднялся на берег. Немил с краткой пикой и фонарем залез в норы поглядеть, что из хорошего добра бросили хозяева, убегая. Нашел щучьи сапоги и шапку из лосиного вымени.
Некрасу хуже пришлось – он с богом встретился. Некрупного калибра бог, хозяин пауков и грозовых головешек. Только такого успели самоеды-шешкупы себе для защиты вымолить в лесу, у духовного амбарчика. Но все едино: силен. Восемь рук у него. Пришлось биться.
Он сперва Некраса закогтил и кровь пустил ему из-под ребер, но парень был с фитилем наготове, успел богу в брюхо пальнуть. У того через дыру сила и утекла. Некрас вынул ножик из-за голенища сапога, отсек супостату руки. Шесть срезал, оставил две, как у людей. С тех пор это место Рукибога называется. Когда брат прибежал на шум с веревкой, они вдвоем сволокли ослабевшего бога в нору и в темном углу поставили.
Маськи потом научили, чем кормить, но сначала восемь ран на груди Некраса залечили. Высосали паучий яд, которым у бога намазаны когти. Восемь лопушков приложили к телу, нажевали сонной коры, из уст своих напоили. Некрас заснул до осени богатырским сном.
Наутро шешкупы приползли из леса с дарами природы. Хотели идола своего менять назад. Только Немил не дал, оставил его у себя аманатом. Шешкупы стали покорные, слушались пришельца во всем, но не открывали место, где лежит ихний князь. Да это ничего дело, не к спеху – князь из могилы не убежит. Тут место неплохое – остановимся.
Срубил Немил дом, брата