Затем над поверхностью воды показалась голова Клаудиуса. Юноша отчаянно ловил ртом воздух и бил руками по воде. А Ирмелинда стояла и смотрела. Несмотря на все ее мольбы, девушка так и не вынырнула.
Они нашли Врони только несколько дней спустя. Услышав это, Ирмелинда упала в обморок. Придя в себя, она захотела взглянуть на мертвую дочь, но ей и этого не позволили.
– Запомни ее такой, какой ты ее знала, – сказал Герман. – Запомни ее такой.
– Клаудиус Либкинд, – прошептала Ирмелинда. – Клаудиус Либкинд.
Она никогда не забудет это имя.
Через две недели после приезда в Аргентину юноша покинул отчий дом – ночью, в тумане. С тех пор она его не видела.
Да и с Сесилией, матерью Клаудиуса, Ирмелинда за все эти годы говорила всего раз или два. Она никогда не обвиняла Либкиндов в случившемся, но старалась не общаться с ними. Они больше никогда не смогут смеяться вместе, как тогда, во время морского путешествия. Да, тогда им тоже было непросто, но Врони, ее единственная доченька, была жива.
– Врони… – прошептала Ирмелинда. – Врони.
Ей все еще было больно. Слезы навернулись женщине на глаза, и она вытерла их тыльной стороной ладони. Сегодня, как раз в этот самый день, Врони исполнилось бы тридцать восемь лет. К этому времени она вышла бы замуж и у Ирмелинды и Германа прибавилось бы внуков. У старшего сына Ирмелинды – он родился на два года раньше, чем Врони – уже были дети, два мальчика и девочка. Ирмелинда всегда радовалась встрече с ними. Но даже малыши не могли помочь ей справиться с тоской по Врони. Иногда она спрашивала себя, почему эта боль так сильна. У них с Врони всегда были очень близкие отношения, и одна без слов знала, что чувствует другая. Они пересказывали друг другу свои сны, часто смеялись вместе. Они были не просто матерью и дочерью, в их отношениях было нечто большее. После смерти Врони Ирмелинда по-прежнему исполняла свои повседневные обязанности, но больше не чувствовала себя живой. Может быть, это было несправедливо по отношению к остальным членам семьи, но что-то в ней умерло навсегда.
Мина сидела с матерью на веранде перед домом и помогала штопать мужские рубашки. Ее мысли, как всегда в минуты покоя, обратились к Франку. Уже несколько недель он не появлялся в тайных местах их встреч, о которых они договаривались. «Ну не мог же Франк просто взять и исчезнуть, – говорила себе Мина вновь и вновь. – Не мог же он уйти, не попрощавшись со мной, не сказав мне, когда мы встретимся вновь».
Городок полнился слухами. Были люди, верившие в то, что Франк совершил убийство. Были и те, кто считал это полной чушью.
– Только не Франк, – говорили они. – Франк – хороший парень. Он никогда бы не забил человека до смерти.
– Но откуда тогда кровь на его рубашке? – спрашивали другие.
Никто не знал о часах, которые Мина нашла в пиджаке у Филиппа. С того самого дня девушка искала