Минут через 15—20 мы добрались до местного источника высшего образования и проследовали внутрь, где и должна была состояться первая часть Марлезонского балета. Надо сказать, что в американских университетах, как правило, количество кондиционеров превышает количество сотрудников. Это обстоятельство на некоторое время исправило мои взаимоотношения с окружающей средой, так что мозги с паузы переключились в активный режим, и доклад прошел вполне гладко и пристойно. Одна только мысль, жужжащая назойливой мухой где-то на задворках сознания, не давала мне покоя. Я уже знал, что на семинарах в американских университетах ограничения по времени выдерживаются довольно строго, час доклад и 5—10 минут на вопросы, так что никаких тебе советско-российских заседаний от «забора до обеда» не предвидится. Я был готов говорить бесконечно, делиться воспоминаниями о жизни, анекдотами, историями про близких родственников, только бы продлить время нахождения в этой обманчивой прохладе, однако девичий вопрос перед первой интимной близостью «а что потом?» не находил достойного ответа и продолжал буравить меня изнутри, не давая возможности сосредоточиться на сути всего происходящего. Увы, все когда-нибудь заканчивается. Как говорил незабвенный товарищ Лукьянов «кончил – не кончил, слезай, регламент». Все завершилось через примерно час несколькими заключительными вопросами и последовавшими хлопками, после чего мне предстоял возврат в суровую действительность. На выходе из здания Университета я опять подвергся мгновенной термической обработке и снова превратился в горячего Аризонского парня. Далее предстояла вторая часть Марлезонского балета.
По стандартной процедуре докладчик сначала выгуливается в близлежащих окрестностях, а потом плавно перетекает в какою-нибудь местную ресторацию, где подвергается процессу кормления. Мой любезный хост намеревался проследовать по намеченному пути но, будучи человеком воспитанным, предварительно поинтересовался, не хотел бы я что-нибудь посмотреть. Я был совершенно не против Стандартной Модели развития событий, но, решив не отстать в степени воспитанности, оглядел пейзаж и, заметив вдалеке какое-то подобие холмов, спросил «а что там?». Хост чуть презрительно покривился и сказал, что там ничего интересного, «небольшие горки и при них озерцо, но оно холодное». «А! Что!?» Увидев, что у меня на лице стремительно возрождается «Феникс из пепла», хост забеспокоился и решил подавить это опасное проявление вольтерьянства в зародыше. «Да-да, оно очень холодное и из местных никто в нем не купается» – стараясь быть как можно более убедительным, добавил он. Бум! Затушил костер бензином. Все мое естество выражало одно единственное, написанное огромными, как на входе в московское метро, буквами слово «ХОЧУ»!
Поняв, что вместо легкой прогулки с последующим сидением в ресторанчике ему обломилось нечто непрогнозируемое, мой добрый хост уныло поплелся к машине. Я не помню деталей этой поездки, но раздеваться я начал, не выходя из авто, так что «графиня изменившимся лицом побежала к пруду» уже без штанов. Я рухнул в это холодное счастье и наслаждался происходящим всеми возможными способами. Я фыркал, нырял, плескался и издавал нечеловеческие звуки. Глядя на это полуголое содержание без формы, вряд ли можно было представить, что еще какой-то час назад оно было способно выпускать в воздух какие-то осмысленные физико-математические звуки. Страшно представить, что обо всем этом думал принимавший меня американский коллега. Через какое-то время я обратил внимание, что на берегу