Его Высокопреосвященству Этельреду
Архиепископу Кентерберийскому
Сообщаю, что,
В шестой день до наступления сентябрьских календ1 года от явления Господа восемьсот семьдесят седьмого я, старший регулярный каноник-куксод2 епископской кафедры Эльфрик родом из Йорвика вместе с братом ордена святого Бенедикта Тегваном Малмсберийским, направился в аббатство Малмсбери с целью расследования происшествия, случившегося во время июльских ид3.
Задержка визита в аббатство связана со следующими обстоятельствами:
До нас дошли сведения о появлении в окрестностях Эксетера отряда людей севера, возглавляемого хёвдингом4 Хальфданом. Этот язычник в полной мере оправдывает прозвище «бич божий», поскольку считает своим долгом убивать всех каноников и клириков, которые попадают к нему в руки.
Второе обстоятельство более весомо для расследования происшествия. Скоропостижная смерть настоятеля аббатства Малмсбери Иоанна Скотта, также известного по имени страны5, откуда он родом – Эригена, называемого иногда «шотландская каша», как окрестил грамматика Его Святейшество Николай I, и настойчивое утверждение брата Тегвана, сделанное в ходе приватной аудиенции у Вашего Высокопреосвященства, о насильственном характере этой смерти, вынудили меня провести подробные расспросы среди учёных мужей Оксфордской теологической школы, где покойный некоторое время преподавал по приглашению нашего славного короля Его Величества Альфреда, с целью выяснения характера и привычек знаменитого учёного.
Должен с прискорбием отметить, что учёные мужи отнеслись к моим вопросам настороженно, всячески давая понять, что не желают иметь ничего общего с человеком, неоднократно подозреваемым в еретических измышлениях.
– Они его называют трусом, – так и сказал брат Тегван. – Потому что Учитель удалился в Малмсбери в тот год, когда безбожные норманны осадили Лондон. Но это ложь, Учитель не боялся смерти, да и лет ему было почти семьдесят. Они ему завидовали, поскольку сами ничтожество, мизинца его не стоят, никаких собственных мыслей, тем более еретических, всё что, что умеют – талдычат словно сороки отдельные места из Священного Писания.
– Ты часто с ним общался? – спросил я.
– Не слишком. Брат Иоанн был из тех, кому предпочтительнее книги, нежели люди. Он давал мне уроки греческого. Ещё я помогал переписывать гомилию6 к Откровению Иоанна, Учитель не успел закончить работу.
– Знание греческого – редкость в наших краях. У франков тоже. Слишком далёкий для нас и, к сожаленью, несправедливо забытый язык. Говорят, что единственно в Ирландии, в монастырях, основанных святым Патриком7, до сих пор его учат.
– Это правда, – сказал брат Тегван. – Учитель оттуда принёс знание греческого. И манускрипты древних времен, записанные на языке эллинов, он тоже привёз со своей родины. Какую бы хулу на него не возводили враги, Учитель был великий муж.
Из всех теологов Оксфордской школы нормально разговаривал со мной только магистр Оксоний.
– Не знаю, что там произошло в Малмсбери, – сказал он, – но недоброжелателей у Эригены всегда хватало. Я знаком с ним давно, больше двадцати лет, с той поры, когда он служил советником короля франков Карла по прозвищу Лысый. Из Ирландии, которая подверглась норманнским бесчинствам тогда же, что и наш остров, в Галлию бежало много учёных и монахов. Король Карл, достойный внук своего деда – Карла Великого, привечал просвещённых людей, давал им стол и кров, охотно беседовал с ними в свободное от битв и государственных забот время. Эригена быстро оказался в самом ближнем круге, он ведь ещё и стихи писал, нередко по-гречески, к умилению придворных дам, эти наивные простушки искренне полагают греческий волшебным языком фей.
– Великий человек велик во всём, – важно промолвил Тегван Малмсберийский.
– Наверное, – насмешливо протянул Оксомий. – У каждого стихотворца всегда найдутся почитатели. Несомненно, что его переводы на латынь Дионисия Ареопагита8 и Максима Исповедника9 удивительно хороши, просты и точны. Этот труд, сделанный по поручению короля, навеки составил мнение об Эригене как об учёнейшем человеке. Скажу так, читать «Небесную иерархию» и на языке оригинала нелегко, много тёмных и малопонятных мест, для нас убогих, во всяком случае, а уж перевести святого Дионисия на латынь, доступную для понимания сельскому священнику, это подвиг, который совершил Иоанн Скотт.
– Если такой выдающийся человек, который пользовался безусловной поддержкой царствующих особ, – спросил я, – откуда недоброжелатели? Он ведь был грамматик, а не герцог.
– Я приведу вам такой случай, – сказал Оксомий. – Сам не был свидетелем, но мне рассказал человек, в честности которого нет причин сомневаться. Однажды