Чтобы по-настоящему разобраться со всем, что вышло из-под пера Геннадия Прашкевича, нужно писать серьезную монографию. Здесь же я попробую кратко рассказать лишь об одной стороне его творчества – документальной. И даже еще более узко – о работах по истории фантастики, прежде всего, российской.
Здесь следует сделать маленькое отступление.
Найти необходимую информацию по любому вопросу в 60–80-х годах прошлого века было на несколько порядков сложнее, чем сейчас. Не являлась исключением и советская фантастика. Большинство произведений довоенной поры практически не переиздавались. Исключением были «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого да «Плутония» и «Земля Санникова» Владимира Обручева. В конце 50-х практически заново открыли Александра Беляева. Что же касается тех авторов, которые сгорели в топке репрессий, то с ними дела обстояли еще сложнее. Их книги были уничтожены или хранились в спецхране библиотек.
Но искатели старой фантастики были.
Таким оказался и молодой поэт Геннадий Прашкевич.
Что-то находил в библиотеках, что-то в букинистических магазинах.
И огромным счастьем в те времена было встретить единомышленников, знатоков отечественной фантастики послереволюционных лет, с которыми можно было обсудить прочитанное, поделиться находками, узнать малоизвестное. Прашкевичу повезло подружиться с такими вот беззаветными единомышленниками – с Георгием Леонидовичем Кузнецовым в Новосибирске, с Виталием Ивановичем Бугровым и Игорем Георгиевичем Халымбаджой в Свердловске – знатоками, собирателями, библиографами, очень много сделавшими для того, чтобы познакомить всех желающих со страничками истории русской фантастики.
Естественное и закономерное желание поделиться с читающей публикой этой заветной информацией в годы перестройки вывело Геннадия Прашкевича в неторопливой беседе с писателем Николаем Гацунаевым к гениальному решению издать Антологию русской советской фантастики, которая отразила бы все ее взлеты и падения, начиная с 1917-го и кончая 1957-м годом.
«Момент внезапного озарения показался нам столь значительным, что Гацунаев остановился и спросил: «Сколько у нас времени?» Наверное, он хотел запомнить выжженный Ташкент, безумное послеполуденное небо Ташкента – великий миг, одаривший нас столь замечательной идеей. Вполне понимая эти чувства, я неторопливо глянул на свои отечественные электронные, недавно на день рождения подаренные мне часы, и с некоторой необходимой моменту торжественностью ответил: «Пятьдесят семь часов девяносто четыре минуты». Вот сколько времени у нас было в тот момент!»
К сожалению, издать антологию не удалось, но Геннадий Прашкевич написал комментарий к этой неизданной Антологии – книжку «Адское пламя», которую посвятил памяти Виталия Бугрова. Комментарий касался важнейшего вопроса советской истории, а именно: как в 1917 году начался долгий, поистине фантастический эксперимент по созданию Нового человека. И тому, как отреагировали на это советские писатели, инженеры человеческих душ, ведь именно они должны были разъяснить читателям, какого именно Нового человека хотели создать неистовые большевики в нашей неистовой, на все способной стране?
Увы, и «Адское пламя» было опубликовано далеко не сразу.
В начале 1990-х в Абакане книга была даже сверстана, пленки сданы в типографию, но очередная экономическая бифуркация остановила полиграфический процесс в самый последний момент. Книга увидела свет лишь в 2007 году.
Тем не менее Геннадий Прашкевич быстро освоил новый формат повествования: свободный рассказ о событиях близких и отдаленных во времени, обильно уснащенный интересными, нетривиальными цитатами, документальными свидетельствами эпохи, перепиской со многими авторами, с которыми сводила его писательская судьба. В ход пошли отрывки из записных книжек, ирония и юмор облегчали подход к сложным вопросам. Грех было не воспользоваться всем этим еще. Тем более что скоро представился повод.
В 1989 году писатель Михаил Веллер выпустил в Таллине брошюрку под названием «Технология рассказа» – своеобразную инструкцию для прозаиков, в которой детально описывал весь процесс конструирования рассказа. Прашкевич вступил в спор с Веллером, написав необычную повесть-эссе «Возьми меня в Калькутте». В частности, он писал в ней: «Ты можешь с ювелирной точностью разбираться в точечной или плетеной композиции, в ритмах, в размерах, а можешь обо всем этом не иметь никакого представления – дело не в этом. Просто существует вне нас некое волшебство, манящее в небо, но всегда низвергающее в грязную выгребную яму. Что бы ни происходило, как бы ни складывалась жизнь, как бы ни мучила тебя некая вольная или невольная вина, все равно однажды бьет час, и без всяких на то причин ты вновь и вновь устремляешься в небеса… забывая о выгребной яме».
Позже эссе