Тогда он не придал этому значения, и только вечером, притащив из леса кабана, узнал, что пропал один из парубков.
– Не так просто дело, – сказал Олег, всей весью признававшийся за старшего, когда Шолох рассказал о следах. – Отрок крепкий, двенадцать зим, простому зверю бы не дался. Пойдем, посмотрим.
Когда-то давно, будучи молодым, Олег служил князю Владимиру, плавал за моря, видел чудеса Царьграда.
Именно по его слову речку, протекавшую рядом с местом, выбранным для поселения, назвали Почайной. «На Киев немного похоже» – сказал он тогда, почти двадцать пять лет назад, когда они только что пришли в эти места, и никто не стал спорить.
А бежали они от князя, прозванного Отступником, отринувшего отеческих богов, предавшего их огню, мечу и речным волнам. Ушли из Ростова Великого, вниз по Оке, в земли дикие, чтобы скрыться от тиунов и наместников, от жрецов греческих в черных одеждах.
Десять семей, что решили держаться старой веры – достаточно, чтобы создать новую весь.
Шолоху тогда не было и двадцати, но он помнил все так, словно произошло это вчера. И еще бы не помнить, из родного города отправиться неведомо куда, в чащобы, где редко-редко встречаются поселения волжской чуди, мирных охотников, а властвуют медведи, лешие, а то и твари похуже.
С чудью удалось поладить миром, отстроились, обжились…
– Пойдем, – согласился Шолох, и они вдвоем зашагали туда, где он утром видел следы.
Позади остались дома, выглядывающие из них испуганные люди.
Олег следы умел читать чуть хуже Шолоха, зато с оружием управлялся ловчее, будь то лук, топор или рогатина, а дома хранил настоящий железный меч из царьградской стали, память о княжьей службе.
Судя по отпечаткам, хищник был чуть не с теленка, и бежал следом за отлучившимся за околицу парубком.
– Ящер его забери, куда он поперся-то? Зачем? – спросил Олег, когда стало ясно, что они движутся точно на юг, прочь от реки.
В той стороне сейчас, зимней порой делать нечего.
– Словно зачарованный, – шагавший впереди Шолох остановился, принюхался.
Пахло кровью, причем свежей, пролитой только что, и впереди, на небольшой поляне все было в красных брызгах – стволы деревьев, спустившиеся к самой земле ветки молодой елочки, и свежий, чисто-белый снег.
Тут след обрывался, и человеческий, и звериный.
Они облазили все, чуть ли не носами вскопали каждый вершок, но не отыскали ничего – словно огромный волк загрыз парубка, а после этого улетел вместе с ним, не оставив ни костей, ни обрывков одежды.
– Оборони нас Перун, – пробормотал Олег, когда стало ясно, что они ничего не найдут.
– Только на него вся надежда, – Шолох вздохнул, осенил себя знаком Рода.
В этих лесах, что тянутся на тысячи верст, может встретиться что угодно, отродья Чернобога выползают из тайных берлог, крадутся в чащобе лесные духи, древние и кровожадные. Только мудрейший из волхвов разберет, что за тварь погубила парубка из их веси, да только где взять такого волхва?
Остается надеяться на богов.
Следующим утром принесли жертву – на Перуновой горке, что по другую сторону Почайны, зарезали теленка, обрызгали кровью идол Владыки Молний, а губы его намазали сладким жиром.
– Услышь нас, владыка! – возгласил Ясень, старейший из мужчин веси, кому по обычаю и положено приносить жертвы богам, и вскинул к небесам окровавленный нож.
Пусть овсень на дворе, и двери Ирия закрыты до весны, но молитвы все равно должны доходить…
Ведь как же иначе?
То, что жертва не помогла, стало ясно через седмицу, когда чуть ли не все жители веси увидели кружившуюся в небе огромную черную птицу – ворона не ворона, беркута не беркута. А тем же вечером прямо за околицей нашли труп Ясеня – белый-белый, и весь высушенный, совершенно обескровленный.
На морщинистом лице застыл ужас, а пальцы рук были обгрызены острыми зубами.
– Вот так пакость, – сказал мрачный как грозовая туча Олег. – Что делать будем?
– Это все чудь проклятая! – завопила одна из баб, собравшихся к тому месту, где нашли телу. – Лесовики! Они против нас злоумышляют давно! Завистники проклятые! Напасть на них, дома сжечь!
– Отомстить! Отомстить! – заорали с разных сторон.
– Цыц! – прикрикнул Олег, и толпа затихла. – Нечего болтать, а ну разошлись! Останься ты, Шолох, и ты, Горазд…
Этот мало того, что кузнец, и силой поспорит с велетом, так еще и умом не обижен.
– Всякий глотку драть готов, да только не верю я, что к этому чудь причастна, – сказал Олег, когда они остались вдвоем.
«И то верно, – подумал Шолох. – Если бы хотели лесовики нас извести, давно бы это сделали, а не стали бы ждать двадцать лет. Да и без колдовства обошлись бы, навалились всем племенем… сколько