…и мне заповедовал крепко
Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться.
А Гомер был для древних греков высочайшим авторитетом.
Некоторые недавние исследования заставляют усомниться в теории внутренней мотивации. Джекоб Эйсенберг, профессор бизнеса в Университетском колледже Дублина, и Уильям Томпсон, психолог из Университета Маккуори, выяснили, что опытные музыканты импровизируют более творчески, если их соблазняет публичность или денежная награда. Вот вам и теория внутренней мотивации! Где ошибка – у Амабайл или Эйсенберга с Томпсоном?
Однако, скорее всего, противоречия нет. По мнению Эйсенберга и Томпсона, в этих экспериментах участвовали разные типы людей. Амабайл работала с новичками и любителями, а они – с профессионалами, у каждого из которых был как минимум пятилетний стаж работы. По-видимому, опытных творцов конкуренция мотивирует, а неопытным только мешает.
Разрабатывается теория, согласно которой в идеале нужна комбинация внутренней и внешней мотивации. Первоначально человека стимулирует обещание награды (скажем, денег или статуса). Однако, погрузившись в работу, он входит в особое психологическое состояние, называемое «потоком», и тогда забывает о меркантильности, а порой и о времени. Так было с Уотсоном и Криком: они мечтали о Нобелевке, но она отступала на задний план, когда они с головой погружались в исследования.
Вопрос не столько в том, склонен ли человек к соперничеству, сколько в том, для чего (или для кого) он вступает в борьбу. В Древних Афинах ответ был ясен: для города. Афиняне испытывали глубокое чувство родства со своим городом, которое нам даже трудно себе представить. Ближе всего к этому нынешнее понятие «гражданского долга», но оно предполагает обязанность, а не удовольствие. То, что чувствовали афиняне, правильнее было бы назвать гражданской радостью. Причудливость этого сочетания слов в нашем восприятии – яркое свидетельство пропасти, отделяющей нас от людей Древнего мира.
Впрочем, социальные ожидания тоже имели место. Аристотель говорит, что афиняне называли человека, не участвующего в делах общества, словом «идиóтис». (К нему восходит наше «идиот».) Апатическая обособленность не была присуща афинянам – во всяком случае надолго. У знаменитого историка Фукидида есть такие слова: «Мы… признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем»[10]. Вот так – ни больше ни меньше. А я ныл, как капризный ребенок, когда две недели участвовал в суде присяжных.
Мы с Аристотелем присаживаемся на камень. Отсюда хорошо видны Афины. Куда ни кинь взгляд, обстановка урбанистическая: бескрайнее море невысоких домов и офисных зданий, дорожных развязок и антенн. Ничего не поделаешь: нынешние Афины мало похожи на Афины V века до н. э. Сейчас в этом городе