Людских скоплений Ратмир побаивался и не без причины – не далее как вчера на этом самом месте его старому знакомцу Рыжему Джерри рассекли ухо спёкшимся комком земли, по твёрдости не уступавшим камню.
Несомненно, прискорбное это происшествие не на шутку встревожило собаковладельцев, поскольку лечить – ещё дороже, чем держать. Во всяком случае, на привязи Ратмир пребывал в гордом одиночестве, что уже само по себе слегка тревожило. Пять машин у парапета – и никого рядом. Ни двуногих, ни четвероногих. Вдобавок, хозяин, уходя, впервые предложил псу остаться в салоне, каковое предложение тот, естественно, с презрением отверг. Возможно, зря.
В безоблачном небе время от времени раздавалось некое громоподобное ворчание, на которое давно уже ни одна собака в городе внимания не обращала. Гремит – и пусть себе гремит.
– Кутька, фас! – послышался сзади звонкий детский голос.
Ратмир оставил в покое намордник и, приподняв брыластую морду, перекатил круглый коричневый глаз туда, где, отделённая от проезжей части узким тротуаром, лениво колыхалась за чёрной чугунной решёткой перистая листва акаций.
Возможно, озорной возглас был адресован вовсе не ему. Тем не менее возникло нехорошее предчувствие. Ратмир наморщил выпуклый лоб и, тихонько заскулив, уставился на высоченные дубовые двери – за ними недавно скрылся человек, которого пёс чтил, как бога. И, хотя хозяин каждый раз благополучно выходил из недр розовато-белой громады с куполом и колоннами, беспокойство всегда терзало Ратмира до того самого мига, когда послышатся знакомые шаги, грубоватая сильная рука потреплет небрежно по холке, открепит поводок от столба, и единственный в мире голос прикажет негромко: «Ратмир! Место!» После чего можно будет, ни о чём уже не заботясь, метнуться стремглав в открытую дверцу машины и, повизгивая от радости, взгромоздиться на заднее сиденье.
Тяжёлая дубовая дверь приоткрылась медленно и бесшумно, но к великому разочарованию Ратмира на крыльцо ступил всего-навсего юный охранник с неподвижным хмурым лицом. Вытянул зубами сигарету из пачки, достал зажигалку, хотел прикурить – как вдруг увидел собаку. Замер. Затем, недобро прищурившись, двинулся вниз по ступеням.
Ратмир скучающе поглядел ему в глаза и с вызовом почесал за ухом. Охранников он не боялся. Рослые парни в пятнистой униформе, несмотря на такие грозные с виду резиновые палки у пояса, обычно опасности не представляли. Но этот был новенький. Вдруг его забыли предупредить, что зарегистрированных трогать нельзя!
Вскоре лицо юноши выразило лёгкую досаду – он наконец-то заметил намордник, бляшку и поводок. Расслабился, прикурил – и, недовольный, вернулся к дубовой двери, возле которой стояла урна с государственным гербом.
Ратмир проводил пятнистую униформу надменным взглядом, и подумал вдруг, что Джерри – при всех его достоинствах – пёс, между нами говоря, скверный. Вроде и мастью взял, и экстерьером, а комком бросили – завизжал, закрутился, как последняя шавка. Ты пёс! Умей за себя постоять! Рявкни, оскалься или вот, как сейчас, лениво поглядев в глаза, почешись с независимым видом…
Следует добавить, что первое знакомство Ратмира и Джерри ознаменовалось грандиозной дракой, в которой Джерри потерпел решительное поражение, что и позволяло теперь Ратмиру думать о своём бывшем противнике с ленивым превосходством.
Нехитрые собачьи мысли были прерваны частым шарканьем и отрывистым злым стуком палки. Со стороны «Будки» быстро приближался маленький ссохшийся старикашка в пыльно-чёрном костюме, на лацкане которого тускло отсвечивали крестообразные и звездовидные регалии. То ли проскочит мимо, то ли привяжется.
В небе опять громыхнуло. Старикашка приостановился на миг и погрозил громыханию палкой. «Вредный», – безошибочно определил Ратмир, спешно принимаясь вылизываться. Главное в подобных случаях – держаться понеприметнее.
Стук и шарканье поравнялись с Ратмиром – и смолкли. Пёс нехотя поднял голову. Плохо дело. Вредный старикан стоял перед ним, стискивая набалдашник с такой силой, что даже костяшки пальцев поголубели. Морщинистое личико била судорога.
– У, с-собака! – с ненавистью произнес старикан и гневно ткнул палкой в асфальт.
Ратмир с надеждой взглянул на охранника. Тот погасил окурок о край герблёной урны и, как бы ничего не заметив, скрылся за тяжёлой дубовой дверью. Сволочь!
– Для чего же я за родной Суслов кровь свою проливал? – рыдающе продолжал старикан. – Чтобы ты, кобель здоровый, перед бывшей Государственной Думой в наморднике сидел?!
Ратмир наморщил выпуклый лоб и виновато понурился.