Петр I стоял у истоков превращения России в великую державу, Екатерина II утвердила за Россией репутацию великой державы. Петр Великий прорубил окно в Европу и создал Балтийский флот, Екатерина утвердилась на берегах Черного моря, создала мощный черноморский флот, присоединила Крым. Петр захолустную Русь, задворки Восточной Европы превратил в Российскую империю; Екатерина придала этой империи европейский блеск, расширила ее границы и укрепила ее могущество.
Преемственность двух эпох можно проследить во множестве сфер жизни страны: градостроительстве, литературе, живописи, распространении просвещения, развитии науки, архитектуре. Различия состояли в методах реализации задуманного и масштабах результатов.
Восторженные панегиристы уже при жизни Екатерины называли ее Великой, хотя она наотрез отказалась принять этот титул официально, подобно Петру, и не оформила его постановлением Сената – она оставалась Екатериной II, предоставив право возвести ее в ранг великой монархини грядущим поколениям. Дважды отличавшийся подобострастием Гримм называл в своих письмах Екатерину Великой и дважды получал от императрицы резкую отповедь, не свойственную ей в других случаях. В первом из ответов она писала: «Оставьте глупые прозвища, которыми некоторые мальчишки захотели украсить мою седую голову и за каковую ветреность им надавали щелчков, так как они еще не родились, когда все эти глупости были торжественно отвергнуты на собрании уполномоченных от округов, которые от Риги до Камчатки входят в состав обширной земли русской».
В другом письме: «Прошу более не называть меня или, лучше, не давать мне насмешливого прозвища Екатерины Великой, потому что, во-первых, я не люблю никаких прозвищ, во-вторых, потому что мое имя Екатерина II, в-третьих, я не хочу, чтобы обо мне говорили, как о Людовике XV, находя его неудачно названным, и в-четвертых, ростом я не велика и не мала; представьте кому следует все насмешливые прозвища, тому, кто их заслуживает, как Георг и Густав (английский и шведский короли. – Н. П.) и компания»1. Приходится удивляться, как могла Екатерина, отличавшаяся редким честолюбием, устоять против соблазна назваться «Великой» при жизни!
Одни дореволюционные историки именовали ее Великой, другие скромно называли Екатериной II, но никто из них не давал ей столь суровой оценки, которая была распространена в советской историографии. В адрес императрицы, кажется, не раздалось ни одного похвального слова, и ее величали то беспардонной лицемеркой, умело скрывавшей свои подлинные чувства и мысли, пытаясь прослыть просвещенной монархиней, то ловкой дамой, втершейся в доверие к французским просветителям, то консерватором, стремившимся подавить Французскую революцию.
Истоки негативной оценки Екатерины следует искать в трудах основоположника советской историографии М. Н. Покровского. В середине 30-х годов советские историки открестились от его исторической концепции, но предшествующее десятилетие Покровский был общепризнанным законодателем мод в исторической науке. Покойный историк и писатель Н. Я. Эйдельман приводит слова известного архивиста Я. Л. Барскова, обнаруженные им в архиве последнего. Барсков так характеризовал Екатерину: «Ложь была главным орудием царицы, всю жизнь, с раннего детства до глубокой старости, она пользовалась этим орудием, владея им как виртуоз, и обманывала родителей, любовников, подданных, иностранцев, современников и потомков»2. Хотя эти строки и не были опубликованы, они синтезируют существовавшую в литературе оценку Екатерины, в смягченном виде сохранившуюся до самого последнего времени. Но эта оценка неточна. Читатель настоящей книги легко убедится, что личность императрицы не была столь зловещей, как ее изобразил Барсков, хотя ложь, несомненно, сопровождала некоторые ее поступки. Но природа власти такова, что без обмана ей никак не обойтись.
На наш взгляд, без труда можно обнаружить то главное, что было присуще в одинаковой мере Петру и Екатерине: оба они являлись «государственниками», то есть монархами, признававшими огромную роль государства в жизни общества. Поскольку они жили в разные эпохи, существенно отличавшиеся укладом экономической, политической и культурной жизни, то и усилия управляемого ими государства были нацелены на выполнение разноплановых задач.
Для Петра I важнейшей сферой вмешательства в жизнь страны было стремление если не ликвидировать, то сократить экономическое отставание России от стран Западной Европы. С этой целью Петр насаждал в крепостнической России форму промышленного производства, присущую странам с начальной стадией развития капитализма. У России времен Петра отсутствовали объективные условия для, так сказать, естественного перерастания мелкого производства в мануфактурное.
П. Н. Милюков был тысячу раз прав, когда утверждал тезис, старательно, но безуспешно отвергаемый