Зима, 1967
И вот, находясь высоко в небе на борту авиалайнера Finnish Airlines, я пересекаю финско-советскую границу. Далеко внизу раскинулась покрытая снегом, белая малообжитая местность. Что будет с нами, если самолет потерпит аварию? Что здесь делаю я – простой парень из Канзаса, 26-ти лет отроду, меннонит по вероисповеданию, летящий над вражеской территорией. За все семь лет службы в Армии США я ни разу не встречался лицом к лицу ни с кем из врагов моей страны – и вот теперь я здесь и собираюсь жить среди них. Как все это случилось? Время оглянуться назад.
Вашингтон, округ Колумбия
В 1962 году я служил в Национальном армейском медицинском центре им. Уолтера Рида в Вашингтоне. Там я видел много интересных людей, таких как президенты Эйзенхауэр, Кеннеди и Джонсон. Также я присутствовал на похоронах генерала Макартура. В ночь, когда он умер, я дежурил в регистратуре – поэтому был приглашен. Он выглядел просто высохшим стариком. Позже, в Калифорнии, я как-то обменялся рукопожатием с президентом Никсоном. Хотя впоследствии руки все же помыл. Но это другая история.
Я был штаб-сержантом и отвечал за сбор данных для кадровиков, занимавшихся вопросами продвижения по службе персонала госпиталя. Мне помогал рядовой 1 класса. Это была очень нудная работа. Нам приходилось разбирать карточки 7,5 х 12,5 см с данными на всех военнослужащих медицинского центра, а затем под копирку распечатывать в девяти экземплярах списки тех, кто имел право на повышение. Все это происходило в «докомпьютерную эпоху» и было очень утомительно. Сегодняшняя молодежь не понимает, каково было жить в те «мрачные века» технической древности.
Мой приятель работал в Отделе электронной обработки данных, где сортировал данные, используя перфокарты. Я подумал, что этот метод идеально подошел бы для моей работы, поэтому предложил своему шефу всю информацию для продвижения по службе разместить на перфокартах. Но моя идея была отвергнута.
Все же я уговорил своего приятеля научить меня пользоваться клавишным перфоратором и свободное от службы время проводил за переносом информации из картотеки на перфокарты. После этого работа, обычно занимавшая три дня, стала занимать всего несколько часов. Теперь проблемой стала скука. Что мне было делать с освободившимся временем?
Я начал посещать вечерние курсы в Университете штата Мэриленд и предпринимал четырехдневные путешествия на самолетах военной авиации во время уик-эндов. Военнослужащие имеют возможность сесть на попутный борт при наличии свободных мест. Мой приятель из строевого отдела устраивал дело так, что, когда мне было нужно, я получал документы на два дня отпуска и на выходные. Я не знал точно, куда планировались авиарейсы, но мне было все равно. Я побывал на Бермудских островах, в Майами, Лос-Анджелесе, Уичито и даже в Сан-Диего. Также через мои руки проходили рапорты о направлении на учебу на специальные курсы. Я подавал заявления в разные места, включая компьютерные курсы и курсы подготовки специалистов военных атташатов для работы в посольствах. Не ожидал, что попаду хотя бы на одни, но получил приглашения от обоих.
Что делать? Какие курсы выбрать? Две различные карьеры. Работа в посольстве в Разведывательном управлении Министерства обороны (РУМО) казалась более интересной, поэтому я выбрал ее и начал посещать разведшколу по линии Госдепартамента и Военно-морской разведки. Не знаю, почему это была военно-морская, а не армейская разведка. Моя подготовка была направлена больше на администрирование, чем на искусство шпионажа.
Хотя смешение в быту военнослужащих различного уровня не поощрялось правилами, я жил с двумя лейтенантами. Наш дом находился вблизи перекрестка трех улиц, в тупике с максимально допустимой продолжительностью стоянки 72 часа. Дом принадлежал пожилой еврейской чете, которая большую часть времени проводила во Флориде. У нашей хозяйки была собственная комната в доме, и она время от времени наведывалась, чтобы проверить, как обстоят дела. Это была милая дама, говорившая с сильным еврейским акцентом. Иногда она готовила для нас еврейские блюда.
Однажды произошла странная вещь. Около нашего перекрестка припарковался автофургон; его задняя часть оказалась повернутой в сторону нашего дома. Это была потрепанная машина со щелью в шторке за задним стеклом, обращенной прямо на наши окна. Она оставалась здесь целую неделю без парковочного билета, поэтому мы были осторожны в словах и поступках. Очевидно, тот, кому принадлежал этот автофургон, был не очень искусен.
Однажды во время лекции в разведшколе Госдепартамента лектор сказал нам: «Думаю, вы читали о девяти гомосексуалистах, выявленных в нашем министерстве. Не волнуйтесь – мы вычислили их всех». Меня беспокоило предстоящее собеседование, которое должно было пройти с участием психиатра. Но на нем мне задавались обычные вопросы, такие как «не ненавидите ли вы свою мать?», «любите ли вы девушек?» и т. п. В конце собеседования психиатр признался мне, что, в действительности, не может сказать, кто гомосексуалист, а кто нет. Он мог опираться только на наши ответы. Я боялся того, что, возможно, мне придется пройти тест на детекторе