Впрочем, сегодняшний день обещал стать некой вехой. Перед Бекасом забрезжила надежда на избавление. Он передает то, о чем договаривались, связному или курьеру – черт их знает, как они у них называются, – получает деньги, последний, так сказать, взнос, и они расстаются навеки. Может быть, с течением времени Бекас сумеет забыть все, как страшный сон. По большому счету, ему уже давно не нравилось то, что он делает. Что ни говори, а предательство остается предательством, чем его ни мотивируй. Грязное дело. Но денежное.
Эскалатор двигался не быстрее обычного, но Бекасу показалось, что его буквально выплюнуло наверх. Время неслось вскачь, не давая ему возможности передохнуть и опомниться. Сердце тарахтело раза в полтора чаще. Бекасу не хватало воздуха. Возможно, тут играла роль и смена погоды, но главное все-таки было не в этом.
За стенами станции была ночь. Росяное марево вокруг фонарей, косые струи дождя, лужи под ногами. Непрекращающийся шип и плеск шин по асфальту. Залитые водой автомобили, замкнутые, живущие своей странной жизнью стальные механизмы скользили по мостовой, помаргивая цветными фонарями.
Бекас собирался свернуть на набережную и вдруг совершенно случайно увидел внимательные глаза незнакомого ему молодого человека, который среди прочих пассажиров вышел из дверей станции и на секунду остановился, чтобы развернуть над головой черный, с металлическим отблеском зонт.
Бекас в этот момент озирался по сторонам, и пристальный взгляд, устремленный на него, привел его в немалое смущение. Да что там говорить, в панику он его привел, в лихорадочную тревогу. Совесть-то у Бекаса была нечиста.
Словно ошпаренный, он поспешно щелкнул зонтом, выбросил над головой звонкую, пульсирующую от дождя полусферу и побежал по улице, не решаясь, однако, свернуть теперь к набережной.
Бекас никогда не был удачливым человеком. И внимание на него за всю его жизнь обращало совсем мало людей. По-настоящему, может быть, одна мама это делала. Но, господи, как давно это было! В прочих случаях если на Бекаса обращали внимание, то это, скорее всего, означало неприятность. С годами Бекас превосходно научился мимикрировать, делаться незаметным, обходить острые углы, и у него даже начало кое-что получаться. Он занял неплохую должность в НИИ, удачно женился, обзавелся квартирой, потом родился сын… А потом все пошло кувырком. НИИ закрылся. Семья распалась, квартира пошла на размен. Бекас долгое время был никому не нужен, но потом ценой невероятных усилий ему удалось пристроиться в хорошую фирму. Там его услужливость ценили, но больше в моральном плане, а Бекасу хотелось того, что обретается человеком к сорока годам, можно сказать, по праву, – спокойное, комфортабельное жилище, сверкающая машина, туго набитый бумажник, удобная итальянская обувь. Почему-то за Бекасом этого права никто не признавал – даже те, кто его ценил. Они-то раскатывали на сверкающих лимузинах и пили на вечеринках настоящий коньяк, а кожа у их любовниц была розовая и гладкая. Порой Бекас так их ненавидел, что давился едой. За едой не рекомендуется думать о неприятном, но у Бекаса это плохо получалось. Он почти всегда думал о неприятном.
Бекас недолго колебался, когда ему представился шанс. Не хотите мытьем, так пожалте катаньем! Решиться было легко. Легче, чем нести потом этот крест. Подспудно Бекас каждый день ждал, что его накроют. Разоблачат. Внимательные пристальные взгляды снились ему в кошмарных снах.
И сейчас он поймал такой взгляд наяву. Это было по-настоящему страшно. Бекас сразу понял, что посторонний человек не станет на него так смотреть. Для посторонних Бекаса как будто вообще никогда не существовало. Этот факт был неоднократно проверен и уже не вызывал у Бекаса чувства острой ревности. Он уже свыкся с равнодушием. Но, выходит, молодой человек у метро следил за Бекасом специально. Для чего? Кто его направил? Может быть, это маньяк или вор, собирающийся нанести Бекасу вред частным порядком? На такие вопросы никто не может дать ответа. Это постигается только на собственной шкуре. Хотя логика подсказывала – ни маньяк, ни вор здесь ни при чем.
Бекас посмотрел на часы. До встречи оставалось девять минут. Плюс две-три минуты ожидания. Если за это время не удастся прояснить вопрос с молодым человеком, то придется отменять встречу. Это тоже опасно, но не в такой степени, как если его возьмут с поличным.
Дождь наяривал от души. У Бекаса промокли туфли и низ брюк. Однако он упорно шлепал под дождем, хотя ненавидел сырость. На втором или третьем повороте он повернул, но не к набережной, а в другую сторону, прошел еще квартал и увидел освещенную витрину маленького кафе. С навеса над входом лило – настоящий ниагарский водопад. Бекас повертел