Казалось, он и сам еще не слишком хорошо ориентировался в этих пустых коридорах, и, каждый раз оказавшись перед очередной дверью, на секунду замирал перед тем, как взяться за ручку.
Они поднялись по узкой лестнице, наверху прошли через две пустые комнаты. Появление горничной в белом фартуке и с метлой в руках указало на то, что они покинули официальную часть здания и находятся в частных апартаментах.
– Ах да, я же хотел познакомить вас с господином Флёри. Он сидел в соседнем кабинете. Совсем из головы вылетело.
Послышался женский голос. Пуан толкнул последнюю дверь, и они оказались в небольшой гостиной. У окна сидела женщина, рядом стояла молодая девушка.
– Мои жена и дочь. Я решил, что лучше нам побеседовать в их присутствии.
Мадам Пуан ничем не отличалась от тех обывательниц средних лет, которые каждый день во множестве встречаются на улице, в магазинах и на рынках. Лицо у нее было такое же усталое, как у мужа, глаза немного пустые.
– Я должна поблагодарить вас, господин комиссар. Муж мне все рассказал, я знаю, как помогла ему ваша встреча. Спасибо за поддержку.
На столике были разложены свежие газеты с кричащими заголовками. Мегрэ сначала не обратил внимания на дочь, которая, как впоследствии оказалось, была намного спокойнее и лучше владела собой, чем родители.
– Хотите кофе?
У комиссара возникла ассоциация с домом, где недавно кто-то умер. Обычный ход вещей непоправимо нарушен, люди потерянно бродят из одной комнаты в другую, иногда суетятся, но при этом понятия не имеют, что надо делать и говорить.
– Вы успели прочитать утренние газеты? – спросил наконец Пуан, продолжавший стоять посреди комнаты.
– Только заголовки просмотрел.
– Мое имя еще нигде не фигурирует, но пресса уже все знает. Судя по всему, информация поступила к ним около полуночи. Меня предупредил знакомый, он работает верстальщиком на улице Круассан. Я немедленно позвонил президенту.
– Как он отреагировал?
– Не берусь судить, удивился он или нет. Я вообще больше не берусь судить людей. Я, конечно, разбудил его. И конечно, он выразил некое удивление, но мне показалось, что оно было не совсем искренним.
Министр по-прежнему говорил тихо, без всякого выражения, будто слова теперь не имели для него особенного смысла.
– Присаживайтесь, Мегрэ. Прошу прощения, я останусь стоять, потому что сегодня с утра просто не могу заставить себя сесть. Тревога охватывает. Я должен стоять, а еще лучше – двигаться. К тому моменту, когда вы приехали, я уже целый час вышагивал по кабинету, пока секретарша отвечала на телефонные звонки. На чем я остановился? Да. Президент сказал что-то вроде: «Что ж, старина, придется расхлебывать эту кашу». Это в точности его слова, если не ошибаюсь. Потом я спросил, кто скрывает Пикемаля, не его ли люди. Вместо того чтобы прямо ответить, он пробормотал: «С чего вы взяли?» Потом объяснил,