Теперь же мы диаметрально расходимся в вопросах личной жизни. То есть во всем, что касается отношений с противоположным полом. О его представителях я предпочитаю судить по первому взгляду. И это никакой не заскок, как твердит сестра, а научно обоснованная позиция. Я когда-то где-то прочитала, что впечатление о человеке на девяносто с лишним процентов формируется за первые две секунды. Если впоследствии оно и изменяется, то не больше, чем процентов на пять-десять. Недаром же бывает любовь с первого взгляда! И я, опираясь на сугубо научную теорию, бросаю вокруг себя как можно больше взглядов, чтобы не проворонить настоящую любовь; а пока ее нет – чтобы не упустить потенциальных поклонников, которых у девушки моего возраста должно быть несколько. Это мое жизненное кредо! У сестры кредо, естественно, разительно отличается от моего. Хотя она тоже не против настоящей любви. Но только на словах! Ведь на первых двух курсах университета она не завела ни одного даже самого захудалого ухажера. А у меня их уже в одиннадцатом классе было целых два, и на выпускном вечере я по очереди танцевала то с одним, то с другим. Честно признаться, я пребывала в восторге от своей популярности, а сестра тем временем пилила меня за непостоянство и легкомыслие. Ну да, может быть, я и впрямь чуть-чуть легкомысленна… И, увы, непостоянна. Что ж поделать, если я интересуюсь одновременно несколькими кавалерами. Да и как выбрать кого-то одного, если каждый по-своему симпатичен и в каждого можно влюбиться, пусть слегка и ненадолго? Что касается сестры – думаю, она влюбиться попросту неспособна. Чтобы сформировать мнение о человеке, считает она, двух секунд недостаточно. На это нужно ухлопать минимум два года, а лучше – лет пять. Поскольку к людям она относится страх как разборчиво, первые десять кандидатов, на каждого из которых уйдет по пять лет, наверняка будут отметены как неподходящие. Двигаясь такими темпами, она, возможно, выйдет замуж в пенсионном возрасте. Да и то если подсуетится. Но, учитывая то, что она против суеты в любом деле, замужество ей вообще не грозит.
Поскольку я намерена спасти ее от незавидной участи старой-престарой девы, а она, в свою очередь, полна решимости удержать меня от несчастного-пренесчастного замужества, мы без устали спорим, спорим и еще раз спорим… Лишь в одном мы согласны: что нам чертовски повезло с мамой.
Наша мама – гениальная женщина. Она никогда не ругала нас за то, что мы перепачкались, гуляя на детской площадке, что разбили нечаянно чашку или блюдце, что-нибудь пролили или рассыпали. Я даже не помню случая, чтобы она повысила на нас голос. К тому, что обыкновенные люди считают проступками, она относилась с эпическим спокойствием, как бы говоря: «У каждого из нас есть неотъемлемое право на ошибки, которое окружающие обязаны уважать». Если же мы совершали нечто, что в ее глазах действительно было «проступком», она осуждающе молчала и не смотрела в глаза. Этого молчаливого осуждения мы боялись больше, чем любых наказаний. И просто из кожи вон лезли, чтобы ей угодить. Ненавязчивая просьба сходить в магазин или вымыть посуду выполнялась мгновенно; мы с сестрой даже ссорились за право исполнить мамино поручение. В обязанности нам вменялось быть дома в обеденное время, ровно в три. На мамин негромкий оклик «Обед на столе» мы являлись как пожарные по сигналу тревоги. Правда, не только ради того, чтобы проявить дисциплинированность, – еще и потому, что мама на редкость вкусно готовила. Бывало, загулявшись после школы или по выходным с подружками, я поздно спохватывалась и прибегала домой, когда от обеда уже не оставалось и следа. Но маме не приходило в голову меня отчитывать, равно как и суетиться, чтобы по второму разу состряпать для меня обед. «Сама возьми что-нибудь из холодильника», – роняла она беззаботно. Но вообще-то забот ей с нами хватало. Только она моталась с нами по поликлиникам, магазинам одежды и школьной формы, будила нас по утрам и проверяла наши уроки, водила нас в кружки макроме, художественной гимнастики и бальных танцев, читала нам вслух, ходила на родительские собрания и школьные утренники. Когда она появлялась в школе, мы с сестрой гордились нашей мамой – самой красивой, самой умной, самой элегантной. А ей про нас со всех сторон пели дифирамбы о том, как приятно с нами общаться, какие мы культурные, тактичные и воспитанные. Мы с сестрой недоумевали: разве нас кто-то воспитывает? Но, видно, мама владела искусством невидимого, тайного воспитания.
Зато папа к нашему воспитанию