Климт и Роден сели рядом с двумя необычайно красивыми женщинами; Роден смотрел на них в полном восторге… Альфред Грюнфельд [бывший придворный пианист германского императора Вильгельма I, переехавший в Вену] сел за рояль в большой гостиной, двойные двери которой были раскрыты. Климт подошел к нему: “Пожалуйста, сыграйте нам что-нибудь из Шуберта”. И Грюнфельд, не вынимая сигары изо рта, заиграл дивную музыку, которая витала в воздухе вместе с дымом.
Роден наклонился к Климту и сказал: “Я никогда в жизни не чувствовал себя так, как здесь, у вас. Ваш «Бетховенский фриз», такой трагический и такой прекрасный, незабываемая выставка с ее атмосферой храма, а теперь и этот сад, эти женщины, эта музыка… И вокруг, и в вас самих столько подлинной, детской радости… Что же это такое?“
Климт медленно наклонил свою красивую голову и сказал всего одно слово: “Австрия”.
Идеализированное представление о жизни Австрии, которое Климт разделял с Роденом и которое имело очень отдаленное отношение к действительности, запечатлелось и в моей памяти. Мне пришлось уехать из Вены еще в детстве, но мое сердце бьется в ритме вальса. Эта книга – плод моего увлечения историей интеллектуальной жизни Вены 1890–1918 годов, а также интереса к австрийскому модерну, психоанализу, искусствоведению и нейробиологии (которой я профессионально занимаюсь всю жизнь). Я попытался исследовать диалог между искусством и наукой, начавшийся в австрийской столице на рубеже веков, и описать три основных этапа этого диалога. Первый этап ознаменовался обменом идеями о бессознательном между художниками-модернистами и представителями венской медицинской школы. Второй отмечен взаимовлиянием искусства и когнитивной психологии искусства, возникшей в 30‑х годах XX века в рамках венской школы искусствознания. Третий этап, начавшийся два десятилетия назад, отличается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятии произведений искусства. Исследования в области нейробиологических основ восприятия искусства уже позволили получить представления о процессах в мозге зрителя, рассматривающего художественное произведение.
Важнейшая задача науки XXI века состоит в том, чтобы разобраться в биологических механизмах работы психики. Возможность решения этой задачи открылась в конце XX века, когда произошло слияние когнитивной психологии (науки о психике) с нейробиологией (наукой о мозге). Плодом явилась новая наука о психике, позволившая разрешить ряд вопросов о нас самих. Как мы воспринимаем мир, как обучаемся, как работает наша память? Какова природа эмоций, эмпатии, мышления и сознания? Где пределы свободы воли?
Новая наука о психике важна не только потому, что помогает лучше понять, что делает нас теми, кто мы есть, но и потому, что обеспечивает диалог между нейробиологией и рядом других областей знания. Такой диалог помогает изучать механизмы работы мозга, лежащие в основе восприятия и творчества, задействованных и в искусстве, и в науках (естественных и гуманитарных), и в обыденной жизни. В более широкой перспективе такой диалог может позволить нам сделать естественнонаучные знания частью общего культурного багажа.
На страницах этой книги обсуждается преимущественно та сторона указанной важнейшей задачи, которая связана с начавшимся не так давно взаимодействием изобразительного искусства и новой науки о психике. Я сознательно ограничиваюсь лишь искусством портрета и лишь одним периодом развития культуры – венским модерном. Так мы сможем не только сосредоточиться на ключевом наборе проблем, но и пролить свет на искусство и науку периода, который отмечен целым рядом новаторских попыток связать их друг с другом.
Искусство портрета исключительно удобно для научного исследования. Имеются убедительные когнитивно-психологические и биологические представления о механизмах восприятия мимических выражений и жестов, эмоциональной реакции на них и вызываемой ими эмпатии. Портреты венских модернистов рубежа XIX–XX веков как нельзя лучше подходят для анализа через призму этих представлений, потому что увлечение указанных художников истинами, не лежащими на поверхности, шло бок о бок с увлечением бессознательным их современников, работавших в сфере медицины, психоанализа и литературы. Так что портреты, создатели которых ставили перед собой задачу изобразить чувства персонажей, указывают пример того, как психологические и биологические открытия могут углубить наше понимание искусства.
В этом контексте я рассматриваю влияние научной мысли того времени и вообще венской интеллектуальной среды на трех художников: Густава Климта, Оскара Кокошку и Эгона Шиле. Одной из особенностей жизни австрийской столицы рубежа XIX–XX веков было свободное взаимодействие ученых с художниками, писателями и мыслителями. Общение с медиками и биологами, а также с психоаналитиками существенно повлияло на работу указанных