Между тем в мире не так мало регионов, схожих с Кавказом и по остроте характерных для них противоречий, и по распространенности насильственных методов их разрешения. Соответственно в мировой науке наработан достаточно большой опыт подходов к их анализу. Правда, и здесь нельзя сказать, что все проблемы решены. Используемая в исследованиях информация отрывочна и фрагментарна, теоретические модели часто оторваны от эмпирического материала, применение количественных методов во многих случаях ведет к противоречивым выводам, анализ примеров отдельных стран страдает поверхностностью и описательностью. Нельзя сказать, что полностью удалось уйти от идеологизации: достаточно сравнить результаты анализа проблем терроризма израильскими и палестинскими исследователями. В то же время сформирована определенная культура анализа данных проблем, появляются попытки теоретического осмысления феноменов насилия и слабости государства, накоплена достаточно широкая информационная и аналитическая база, позволяющая вписывать события на Северном Кавказе в более широкий международный контекст. Именно обретение подобного контекста являлось одной из задач настоящего исследования.
В то же время данная работа продолжает линию, намеченную на предыдущих этапах исследования и нашедшую отражение в коллективном труде: «Северный Кавказ: модернизационный вызов»[1]. В нем было показано, что Северный Кавказ – не отсталое, застойное общество, а общество на переломе, где идут активные процессы трансформации. Основной акцент был сделан на препятствиях к модернизации (институциональных ловушках), а также ростках очаговой модернизации, так или иначе (хотя и с большими потерями) эти препятствия преодолевающих. Проблематика конфликтов была затронута лишь вскользь. Теперь мы пытаемся посмотреть на те же процессы через другую призму, оценив их роль в порождении, обострении либо разрешении характерных для Северного Кавказа конфликтов.
Как и предшествующие, настоящая работа базируется на результатах широкомасштабных полевых исследований. Там, где не указано иное, используются материалы следующих полевых исследований:
• Соколов Д., Стародубровская И., 2010–2011 гг., Республика Дагестан, Кабардино-Балкарская Республика, Карачаево-Черкесская Республика;
• Стародубровская И. 2011 г., Республика Татарстан;
• Соколов Д., 2011 г., Ставропольский край 2011, Чеченская Республика, Республика Ингушетия, Северная Осетия – Алания;
• Соколов Д., Капустина Е., Захарова Е., Гуляева Е., Филиппова Е., Иванов Ф., 2011, Ставропольский край.
Очевидно, что конфликты, тем более в насильственных формах, гораздо менее благодатная для полевых исследований тема, чем модернизация. В связи с этим по многим вопросам информация представлена достаточно фрагментарно, примеры единичны. Остается еще значительный резерв для продолжения и углубления темы. Но в то же время исследования этого года в бо льшей мере выявили многомерность и нелинейность вырисовывающейся картины. Сложившиеся представления о происходящих процессах в ходе анализа претерпевали существенную эволюцию, теряя свою однозначность и поворачиваясь неожиданными гранями. Наверное, даже можно сказать, что в конце исследования ответить на вопрос, что такое ваххабизм, оказалось труднее, чем в начале.
Структура работы подчинена ее основополагающей идее – религиозные, этнические и тому подобные факторы и оси размежевания сами по себе рассматриваются не как причины конфликтов, а как формы, в которых выступают многообразные и противоречивые процессы трансформации, идущие в северокавказских регионах. Соответственно, в первой главе выделены факторы, влияющие на конфликтный потенциал идущей в северокавказских регионах трансформации. Последующие три главы рассматривают основные проблемы, с которыми обычно ассоциируется конфликтность на Северном Кавказе: этнические конфликты, терроризм и радикальный ислам. Последняя глава посвящена возможным рекомендациям по корректировке федеральной политики на Северном Кавказе.
Заметим, что разделение проблематики радикального ислама и терроризма – это наш сознательный выбор, точнее, некоторого рода эксперимент. Если рассматривать терроризм как реакцию определенных слоев общества на процессы трансформации в тех специфических формах, в каких они протекают на Северном Кавказе, а религию – как одну из возможных идеологических оболочек, которую по тем или иным причинам берут на вооружение радикалы, то раздельный анализ терроризма и радикального ислама не должен представлять труда. Нам кажется, эксперимент удался, хотя и не без ущерба для целостности картины (в реальной действительности эти два фактора все же сильно переплетены).
Как и в прошлом исследовании, центральное место в настоящей работе занимает Дагестан: и по причине разнообразия исходных условий и процессов трансформации (а тем самым и порождаемых ими конфликтов), и по причине бо льшей открытости данного региона для исследований. В ограниченном объеме продолжилось изучение ситуации в Кабардино-Балкарии. В то