Домовой – земной опекун. Ярослав Ивлев

ак будто ягоды всё обостряют. Эта гадкая терпкая кислинка.

      С шоколадным немного легче. А в мороженном Марс потраченное время и вина за это почти совсем не ощущаются даже потом, в послевкусии. Слишком было вкусно? Или там используют какие-то специальные добавки? Что-то заглушающее боль. Антидепрессанты? Это, наверное, не законно. Может следует куда-то обратиться?

      Дура, я всё пытаюсь придумать куда бы обратиться, чтобы мою жизнь исправили. Да куда уж там? Я одна и нет такой инстанции, куда можно жаловаться.

      Все ушли. Ушли туда, откуда не возвращаются. Стенания в духе: “на кого вы меня оставили” нынче не моде. Но на кого ж вы меня оставили, последние родные люди!? На кого? Бью кулаками по постели, в надежде, что станет легче. чувствую боль в запястье. Сейчас, кажется, и постель сильнее меня.

      Мороженое кончилось. Идти за новым нет сил, да поздно уже. Не смотря на всё одиночество, к людям совершенно не тянет. Фигуру к тому же надо беречь. Или к чëрту всё?

      Ну ты подумай, лежу прямо как в детстве, смотрю в ночи на желтеющее небо. Так хочется летать по нему на какой-нибудь волшебной метле, и волосы пусть треплет тёплый ветерок. Но там ведь зима. Или это не важно для фантазии…

      2

      Светлое, слегка зашторенное окно, как островок тепла в безжалостном сером пейзаже панельных домов. Серость в свою очередь укутана темным беззвездным небом. Так знакомо и так буднично-тоскливо.

      – Как пришёл так и ушëл. Симптоматично, что не хотел приходить. Что ж, можно дойти и до другого дома. Рядовое событие. Эти тоже не хотят счастья. Их свободный выбор.

      Невысокий, тонкий человечек с резкими, но едва различимыми из-за полумрака чертами вышел из дверного проёма, обдаваемый снегом и ветром. Был поздний вечер. Дверь подъезда захлопнулась. Человечек натянул воротник длинной чёрной куртки повыше и направился по плохо освещенному двору в ту сторону, где фонари совсем не горели.

      Слышались только его скрипучий голос и хруст снега. Зрительные образы почти отсутствовали.

      – В каком-то смысле, счастье – это скучно. Их можно понять. Только я не уверен, что противоположность – то есть все эти человеческие метания и треволнения – это как-то особенно весело. Ей не нравится одно, ему – другое, на детëныша нет сил и времени. Хотя завели и даже любят. Он смотрит налево, чтобы не смотреть на жену, она отчаянно хочет большего. “Несчастливы по-разному” – куда там? Будто у них одних такая семейка. Все, косатки, как по трафарету деланные.

      По дороге случались освещённые места. Горел фонарь над переполненными мусорными ящиками, ветер разносил ошмётки мусора по окрестностям.

      – Чинятся сии недуги одним махом. Там одну-две ниточки выправить. А тут отказ. Работаю только по согласию. Кто-то один из членов семьи должен согласиться или отказаться. И чего я муженька выбрал? Он же себе кралю присмотрел, да слюни пускает. Пришлось бы отказаться от милой девочки с грустными глазами. Ну я бы отвадил.

      Чувствовалось по голосу, что человечек улыбается.

      Вспышка света от фар выезжающего из-за поворота автомобиля на мгновение дала возможность посмотреть на него. Зрение успевает ухватить только его хищные, колючие глаза. Нет, зрачки не вертикальные. Так только кажется. Он увлечён рассказом и ничего не замечает. Машина резко поворачивает, чтобы избежать столконовения, вскользь задевает один из хаотично припаркованных автомобилей. Водитель останавливает машину. Он цел, всё в порядке, но нужно перевести дух. Он толком не понял, что произошло.

      – Дитë согласилось бы, да оно больно маленькое, это не спортивно. Некоторые так делают, через отпрысков. Формально член семьи. Да ему с ними вместе до старости не жить. А если жить, то мешаться будет. Третья душа – лишняя. Опять же и к мамаше не пойдёшь с предложением. Её амбиции тоже идут в разрез с моим ремеслом. Я бы это всё поправил с её согласия. Бабу утихомирить не долго. Да какое там согласие? Цугцванг, вроде как.

      Человечек проходит теплотрассу по железной лесенке, откуда-то из темноты появляется стая бродячих собак. Они довольно крупные, сначала смотрят настороженно, затем, когда он переходит некую невидимую граница начинают лаять.