Кан-Хуг.
И был он пристанищем вод, что парили в залах, и предлагал он дары разума и плоти. Падение Кан-Хуга видел коварный Схизталамот – Тот, Чьи Глаза Смотрят В Колодец. Правитель пустого Этхалсиона внимал обертонам катастрофы, но не предотвратил ее. Ибо Семь Великих Городов постоянно сходят с диска времени и возвращаются на него.
Кан-Хуг глубоко вонзился в плоть океана и навсегда остался в ней. И нет страшнее заблуждения, чем мысль о том, что в снах когда-то звучало: «Ктулху фхтагн!» Этого никогда не происходило и не могло случиться, ибо давнее столкновение Р’льеха и Кан-Хуга не прошло бесследно, и остался только владыка пустого Кан-Хуга – чудовищный Йиг-Хоттура́г.
Но кто знал об этом – либо сошел с ума, либо мертв.
А мертвое всегда безумно.
Океан лежал безмолвный, а в ту ночь по волнам не скользили даже призраки. И никто не ведал, что в глубинах зародилось движение. Оно не было приметным или опасным. Просто лопнула старая раковина моллюска. Во мраке возникла тончайшая струйка воздуха, похожая на танцующую серебряную иглу. Она вращалась всё быстрее и тянулась вверх – к истинному, а не воображаемому свету.
Лопнула еще одна раковина.
И еще.
Поднялись первые облачка морских отложений. Крошечный водоворот рос и удлинялся. И никому не было дела, что такие же ростки вскоре взойдут в других частях океана.
Это конец истории человека.
Ибо врата затонувшего Кан-Хуга распахнулись.
2.
Если кто-то не знает – у моря вкус газировки.
У любого моря и океана, если уж на то пошло.
Человек, обычно загоревший до состояния белозубого, заветренного дикаря, вбегает в воду, поднимая тучи брызг. Он не думает о вкусе, чей покой нарушил. Он не считается с тем, что этот самый вкус породило. Человек полагает, будто море – это сплошной цвет, плотность да веселый туман в голове. Но море – это вкус. Вкус газировки. Горькой, мутной и концентрированной. Шкворчащей на языке.
Эта мысль не была плодом усердных размышлений, и океанолог Радий Имшенецкий готов был поклясться, что лучших мыслей в ближайшее время не предвидится. У него на глазах, что в этот самый момент напряженно вглядывались в окуляры бинокля, происходило нечто поистине удивительное.
В километре от Калесника вращались многотонные громады воды. Они свивались в колоссальный, вальсирующий водоворот. Широкие полукилометровые рукава вращались неторопливо, но по мере приближения к центру сужались и набирали скорость, неся на скакавших волнах всю ярость солнца. Это напоминало незаживающий след, оставленный огромным небесным сверлом. И в самом центре след имел красно-коричневый оттенок сворачивающейся крови.
– Ты хоть что-нибудь понимаешь?
Радий взглянул на жену. Сегодня она надела бесформенные штаны цвета хаки и такую же рубашку. В былые деньки Таша носила белые шорты и тенниски. Впрочем, она была не единственной женщиной на корабле, так что ее длинные загорелые ноги смущали экипаж и личный состав экспедиции не сильнее пережаренной гречки.
Но былые деньки закончились, а в календаре не осталось места для новых.
Рядом околачивался Шацкий Юлиан, низенький гидрограф с черными глазками и характером робкой акулы. Он протягивал Таше еще один бинокль.
«Интересно, это Юлиан сказал ей поприличнее одеться? Видать, бережет свое новоявленное золотце… А кто же побережет меня? – Радий помрачнел. – В моем чертовом сердце сейчас тоже бушует водоворот из газированной воды».
– Вряд ли я понимаю больше твоего, Таша. – Он почувствовал себя глупо. За последние сутки это была чуть ли не единственная приличная фраза с его стороны. – Но мы всё поймем, правда ведь? Даже если нам придется нюхать друг у дружки под хвостиками, совсем как ты.
Юлиан предпочел тактично отмолчаться. А жаль. Отпечаток кулака был бы ему к лицу.
– Господи боже, Радий! – воскликнула Таша. – Ты бы и на перекличке у святого Петра припоминал это, да? Боже.
Не найдя должной злости для ответа, Радий продолжил таращиться на чудо природы. Исполинское полое сверло, невидимое глазу, но доступное воображению, всё так же стремилось куда-то в глубины океана, пока солнце опаляло доступную взору гладь, сотворяя иллюзию бескрайнего поля, засеянного светом. Хочешь – коси, а хочешь – плавай… если жизнь не дорога.
Радий понял, что вслушивается в далекий водоворот – внимает его беззвучным словам. «Здесь всё вертится, Радий, – шептала загадочная воронка, устраиваясь глубже в его сердце. – Здесь вертятся мысли, поступки и даже такие идиоты, как ты. Я – порождение гнилой мысли, и прямо сейчас ты раскручиваешь меня всё быстрее».
– Вообще-то, водоворот не самое классическое природное явление, – подал голос Юлиан. Он пригладил волосы и тряхнул головой. – Завораживающее – да. Но отнюдь не классическое. Кто-нибудь пробовал сегодняшний омлет? Готов поспорить, где-то нашлись настоящие яйца.
– Ради бога, Юлиан, заткнись, – простонала Таша.
Гидрограф