внезапно,
Не находя вне его никакого себе облегченья;
Вот он своих рысаков сломя голову гонит в имение…
Но начинает зевать, и порога еще не коснувшись;
Иль погружается в сон тяжелый, забыться желая,
Или же в город спешит поскорее опять возвратиться.
Так-то вот каждый бежит от себя и, понятно, не может
Прочь убежать, поневоле с собой остается в досаде,
Ибо причины своей болезни недужный не знает,
А понимай он ее, он бы, все остальное оставив,
Прежде природу вещей стараясь постигнуть.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Ну вот, кажется, все готово: стулья расставлены, стол президиума накрыт зеленой скатертью, на которой кроме бутылок с минеральной водой расцвел пышный букет цветов. И самое главное – рядом на тумбочке высится стопка книг – плод его двухлетней напряженной работы. Хотя если быть точным, то это скорее итог всей его жизни. По крайней мере, так он рассматривает свой труд. Хотя вряд ли современники и потомки оценят его столь же высоко, как это делает он. Но это уже их дело. У него же по этому поводу есть собственное суждение.
Нигде по близости зеркала не было, и Герману пришлось только мысленно оглядеть себя; он одернул пиджак, пригладил тщательно уложенные с помощью лака волосы, поправил галстук. Он знал, что в этом новом, специально сшитом к этому торжественному событию костюме, выглядит весьма элегантно. Что ж, остается только дождаться приглашенных и просто любопытствующих, прослышавших об очередном проводимом в Доме журналистов мероприятии, и колесо его новой жизни закрутится. Он вспомнил, во сколько обошлось ему это удовольствие устроить свою презентацию в таком престижном месте и не смог подавить вздоха. Окупятся ли его затраты? Он, как и всякий любой, кто идет на них, конечно, надеется именно на такой результат. Но его опыт советует ему быть в этом вопросе не слишком уж оптимистичным.
Первым явился Филонов. И это было хорошим знаком. То, что Филонов вообще согласился вести его пресс-конференцию, уже было большой удачей, на которую Герман не слишком надеялся. Это значит, что его начали воспринимать серьезно. Хотя Филонов всего на 5 лет старше Германа, но его имя уже широко известно в научных кругах, а книги издаются в разных странах. И если сегодня все пройдет хорошо, то и для него кончится долгий период неопределенности, безвестности, и он войдет полноправным членом в семью ученых.
Герман поспешил на встречу Филонову и первым протянул ему руку. И пока они обменивались дежурными приветствиями, он думал о том, какое действительное мнение об его книге сложилось у его собеседника. Филонов человек хитрый и не всегда просто понять, что он думает на самом деле. Так ли высоко он оценивает его творение, как недавно говорил ему, Герману. Или с его стороны это какая- то тонкая игра? Ведь о человеке, творчеству которого он посвятил свою работу, ходят самые противоречивые слухи и суждения, а литературоведы не устают спорить друг с другом об его произведениях. Сам Филонов не раз высказывался по этому поводу, написал кажется четыре или пять статей, хотя пока ничего фундаментального не создал. Да и никто подобного еще не сделал, его, Германа, творение – первая по-настоящему большая и серьезная работа о Марке Шнейдере – писателе, являющимся одной из самых загадочных и спорных фигур литературы конца двадцатого столетия.
– Приглашенные должны вот-вот прийти, – сказал Герман.
– Не волнуйтесь, – улыбнулся Филонов и покровительственно дотронулся до плеча Германа, – все обязательно придут. Вы написали хорошую книгу и интерес к ней большой. Скажу вам честно, я сам много думал о том, чтобы написать монографию о Марке Шнейдере, но пока так к ней по-настоящему и не подступился. Набросков всяких сделал уйму, но вот чтобы сесть и все обобщить – пока не получается. Столько разных дел и обязанностей… А вот вам удалось. Вы молодец, хотя я и не полностью согласен со всеми вашими концепциями.
– Конечно, – поспешно проговорил Герман, – о Марке Шнейдере будут еще вестись долгие споры.
– В этом можно нисколько не сомневаться, споров будет еще много, – снисходительно улыбнулся Филонов. – Хватит их еще на сотню таких книг. Но вы первый, кто осмелился сказать свое веское слово. А это всегда ценится.
Герман поймал себя на мысли, что как всегда обаяние Филонова обволакивает его словно туман, заставляет верить каждому его слову. И в тоже время он знал, что должен быть осторожным, не поддаваться на его чары, которые на самом деле могут прикрывать совсем иные чувства и мысли.
Небольшой зал заполнился на удивление быстро. Еще три минуты назад почти никого не было, а теперь уже нельзя было отыскать свободного места. Все чинно сидели на стульях в ожидании начала представления.
Целый день Герман твердил себе, что для беспокойства нет никаких причин, что если даже будут задавать каверзные вопросы, то он сможет найти на них достойные ответы. И все же сейчас он ощущал такое волнение, что у него даже слегка подрагивали коленки.
– Полагаю,