Два года назад в автомобильной аварии погиб отец. Прежде светлую и беззаботную жизнь Ёнгвана затянуло иссиня-чёрными тучами. На горизонте, как бы не вглядывался мужчина, не появлялся просвет, что закончит грозу с громом и молниями, безжалостно сотрясающими мир мужчины и выбивающими из-под ног опору.
От горя мама Ёнгвана, Кёнхи, почернела и стала угасать. С трудом её удалось уговорить на плановое посещение врача, где заподозрили, а потом и диагностировали онкологию. Но время было упущено, приди Кёнхи на полгода раньше, шанс на жизнь был бы выше. Теперь же оставалось уповать на обезболивающие и молиться на меньшие страдания.
Чтобы скрасить последние дни матери, Ёнгван уходил с работы раньше остальных коллег, бесконечно выпрашивал у начальства отгулы. С каждым разом сделать это было всё труднее. И правда, кого интересует чужое горе? В беспощадной машине бизнеса и производства не место бракованным деталям, легче её заменить, тем более желающих занять освободившееся место было много, очень много. Все накопления, вся зарплата тратились на обезболивающие и уход для Кёнхи. А неделю назад её не стало. На следующий день ему объявили, что он уволен, – и никакие обещания и заверения Ёнгвана не возымели успеха, руководство слишком долго терпело. Три следующих дня запомнились ему обрывками: будто взяли страницу, порвали на много маленьких кусочков и пустили по ветру. Какие-то, поддавшись порыву ветра пропали в бездне пространства, рядом же остались самые… Какие? Неповоротливые. Тяжёлые, словно бетонные плиты, что гнетущим стыдом припечатывают, напоминая о душевной слабости.
Ранним утром четвёртого дня, когда ночь только-только нехотя отдаёт права восходу, Ёнгван наконец заявился домой. Квартира встретила его тишиной и ощущением защищённости. Стараясь не разбудить Гэнё, свою невесту, он на цыпочках пошёл в ванную. Боковым зрением Ёнгван заметил что-то не то, какую-то деталь, что выбивалась из обычной картинки домашней жизни. Пройдя спальню, он остановился. Вернулся и понял, в чём дело: двуспальная кровать пустовала. На покрывале сиротливо белел листок бумаги. Последние следы похмелья тут же улетучились, оставляя ощущение липкой духоты перед новой грозой.
“Ёнгван, прости. Но я не намерена провести свои лучшие годы в нищете со слабаком. Может, потом я пожалею очень много раз, и эти мгновения останутся вянуть облетевшими вишнёвыми лепестками… Прощай, Ёнгван!”
Ни минуты не раздумывая, Ёнгван схватил ключи от автомобиля и понёсся к мосту Мапо2.
“Прощай, Ёнгван”, – только эти два слова пульсировали по венам мужчины, пока он ехал по почти пустынным улицам города, совершенно не разбирая дороги от всё время наворачивающихся на глаза слёз. Не найдя парковочного места, Ёнгван прямо на тротуаре бросил автомобиль, выскочил из него и побежал на мост. Миновав примерно треть, мужчина стал как вкопанный около надписи, где крупными буквами задавался такой простой, но сложный вопрос: “А ты точно позвонил маме?” Не сдерживаясь, Ёнгван разрыдался, как мальчишка, немедленно схватился за перила моста, увидев тот самый просвет в тёмных водах Хангана, но сильные руки сгребли его сзади за талию и оттащили на тротуар.
– Ты чего удумал, парень? – гневно и вместе с тем испуганно спросил спаситель сверху. Он уже успел вскочить на ноги, Ёнгван же уселся, обхватив руками колени и не смея поднять головы. – Это слишком легко – перешагнуть через перила и будь что будет. Сложнее – жить дальше.
От стыда, горя и маячившей где-то на задворках понимания, но не принятой разумом благодарности за помощь в тяжёлую минуту Ёнгван так и не решился взглянуть на своего спасителя, чтобы его рассмотреть. Но честно пообещал ему, что не спрыгнет с моста и пойдёт домой. Ёнгван так и сделал, но всё же упрямо не отказался от своих намерений, справедливо рассудив, что на Мапо ему не дадут довести своё “дело” до конца.
Когда Ёнгван наконец осмелился оторвать голову от колен, рядом с ним никого уже не было. Утренние сумерки рассеяли первые лучи восходящего солнца, окрасившего небо в тёплую палитру от жёлтого до красно-оранжевого. Сеул, не засыпающий даже ночью и, казалось, оттого уставший, лениво потягивался, включал кофемашину дневной жизни. Ёнгван поплёлся к набережной, по пути соображая, где оставил свой автомобиль. Поблуждав минут десять, мужчина нашёл свой серый Hyundai и аккуратно поехал домой, невпопад думая, что в скором времени получит штраф за неправильную парковку.
“А получу ли?” – пронеслось у Ёнгвана в голове. Мысль эта одновременно поразила, испугала и принесла болезненное удовлетворение. Добравшись до квартиры, мужчина включил везде лампы, хоть этого и не требовалось – день вступил в свои права, и телевизор, позволив сделать на нём громкость больше обычного, что выходило за правила приличия, установленными им лично. Ёнгван скинул одежду и отправил её в мусорное ведро, сам же отправился в душ – вода уносила с собой грязь и слабость трёх прошедших дней, будто сдирая корочку с раны,