Всё. Теперь здесь безопасно, можно и покурить. Кожа под формой стража – чёрный плотный мундир с косым рядом пуговиц, тактические штаны и высокие ботинки – неприятно ноет от только что выпущенной магии огня, выжигающей и его самого. Кирилл отряхивает одежду, замечая, как с ладони стекает сизая дымка, а потом с досадой хлопает себя по карманам брюк в поисках пачки сигарет. Наконец нащупывает в кармане штанов мятую пачку «Кента» и, опершись спиной о холодный фонарный столб, Кирилл щелчком пускает на кончик большого пальца ровный огонёк. Короткая затяжка, горький дым входит в лёгкие, даруя ощущение реальности этого мира.
Кирилл любит Москву. Прислушивается к гулу машин, что мчатся по Тверской, замечает, как мимо пробегает кошка, носком ботинка поддевает золотистый сухой листок, упавший с хилого деревца, кое-как пробившегося в центре мегаполиса. Он дома.
Задумавшись, Кирилл не сразу слышит звонок. Телефон настойчиво вибрирует и светится оповещением сообщения, блики экрана пляшут на металлических браслетах. Конечно, от Николая.
«Встретимся в „Пещере”».
Табачный дым опутывает яркий экран, пока Кирилл строчит ответ.
«Вообще-то рабочий день давно закончился».
«Это важно. Жду».
Кирилл бормочет ругательства под нос, кидает телефон обратно в карман и направляется в сторону метро.
Он выныривает из подземки под морось. Идёт вдоль улицы, мимо ярких витрин, нескольких кафе и книжного магазина до поворота в маленький переулок. В темноте осеннего вечера не сразу можно приметить скрытую иллюзией дверь в бар «Пещера». На металлической табличке сбоку переливается фиолетовым рисунок двух треугольников, один перевёрнут, их пересекает пара линий – символы четырёх стихий.
В полуподвальном помещении вместо привычного электрического освещения бьётся пламя в мутных плафонах, а в воздухе рассеяна приятная прохлада. Стойка из потемневшего от времени дерева и стены кирпичного цвета. В меню – лучшие в городе ягодные настойки. По крайней мере, так утверждает Николай, а он знает в них толк.
Посетителей почти нет. В дальнем углу за барной стойкой, углубившись в последний выпуск газеты «Летучие ведомости», сидит Николай: на нём круглые очки для чтения, ботинки начищены, мундир стража застёгнут на все пуговицы, тёмные волосы аккуратно уложены.
Кирилл садится рядом. Встречается с цепким взглядом и ждёт, пока Николай сложит газету. За стойкой – хмурый бармен, похожий на гору, разрисованную цветными мелками. Он молча кивает Кириллу и ставит перед ним стопку с тёмно-красной настойкой, как у Николая. Сделав маленький глоток, Кирилл спрашивает:
– И какого чёрта произошло?
– Как всегда, дурные новости.
Николай тоже отпивает из своей стопки и слегка хмурится, видимо, собираясь с мыслями, а потом ставит её на коричневую папку, подписанную ровным почерком, но Кирилл не различает мелкие буквы.
Николай Поулг – исполняющий обязанности начальника Службы стражей по России, он несёт ответственность за тех, кто каждый день рискует своими жизнями в сражениях с тенями. Как и за тех, кто изучает их хаос в пограничном мире серых и чёрных оттенков, переменчивом и опасном. Он получил своё назначение два года назад, в двадцать восемь. Многие возмущались: слишком молод, слишком неопытен, слишком амбициозен. Но Николай смог доказать, что готов и к такой ответственности, и к тому, чтобы дипломатично решать конфликты между Службой и Управлением по делам магов, которые вечно совали нос в дела стражей.
Кирилл предпочитает прямые стычки с тенями – так честнее и проще, чем готовить очередной отчёт для Управления по делам магов и доказывать, что стражи чего-то стоят. Впрочем, Николай не оставляет тренировок и сам иногда выезжает на прорывы.
Молчание затягивается, но Кирилл не торопит. После пары глотков настойки Николай поясняет:
– Похитили студентку, пока тебя не было в Академии. Скорее всего, замешаны тени. Сначала даже подозревали тебя, представляешь? Я объяснил, что ты ни при чём.
– Опять на нас всех собак вешают.
– Так проще.
Да уж. Если где-то замешаны тени, то легко сразу стражей обвинить: не справились, не успели, за что только им платят? Кирилла бесит такое отношение, хотя пора бы уже привыкнуть.
Николай говорит нарочито спокойно, в его голосе – шорох углей. Кирилл знает многих, на кого этот голос действует как заклинание или угроза, но на самом деле у Николая это просто вошло в привычку: помогало в особо тяжёлых переговорах.
На сердце погано: у них с Николаем на двоих слишком много тайн и воспоминаний, которые так и норовят придавить, когда Кирилл хотел бы забыть.
Он залпом допивает терпкую настойку, с облегчением чувствуя, как уходит привкус дыма и пыли, и уточняет:
– Кого похитили?
– Неважно. Дело в самом похищении и в том, что обвиняют стражей. Это не