Но приступим к русской общине и культуре.
Местная война кончилась. Кавказ, а вместе с ним и побережье покорены русскими. Черкесы ушли в Турцию, оставшиеся переселены в кубанские степи под надзор казаков. Покончили свою культуру горцы, и с 60‑х годов побережье начало заселяться русскими. Интересны первые шаги поселенцев в стране для них новой, в совершенно незнакомых условиях. Они не имели понятия о местах, куда ехали, одни неволею, другие охотою, не знали, как и те, которые их посылали, как не знают до сих пор мест те, «кому ведать надлежит». Первые поселенцы были казаки-степняки тогда упраздненного шапсугского батальона, переведенного в гражданское состояние. Положение 18‑го октября 1870 года предоставляло огромные льготы для поселившихся: при общинном земельном устройстве на каждую душу мужского пола, родившуюся до 1870 г., полагалось в юрту[1] по 20 десятин, кроме одной десятины, отведенной в полную их собственность (§ 55); общинная же земля была отрезана на правах крестьян-собственников. В течение 15‑ти-летнего срока, считая с 10‑го марта 1866 года, поселенцы освобождались от воинского постоя, от всяких гербовых и канцелярских пошлин, торговать могли по одним льготным свидетельствам без платежа пошлин, могли устраивать фабрики и заводы, не подвергаясь никаким денежным сборам в казну, и наконец освобождались от платежа податей и отправления денежной и натуральной повинности.
Вот какими льготами пользовались в новом, благодатном крае первые поселенцы-казаки, которых, если они шли охотою, наделяли кроме всего еще десятидесятинными «потомственными» (в частную собственность) участками. Но этих охотников, как видно из нарезанного числа участков, было не особенно много – пришлось селить силою, причем не пренебрегали порочными по приговорам столичных обществ членами. Таким образом организовалось 12 больших станиц с двумя поселками.
Впрочем, заселение или, вернее, раздача земель производилась не только простым казакам, но и офицерам упраздненного шапсугского батальона, которые получили бесплатно в полную собственность участки земли: штаб-офицеры по 400, а обер-офицеры по 200 десятин. Полковники и генералы верстались по 1 000 десятин. Но все эти крупные землевладельцы решительно никакой сельскохозяйственной деятельности не проявили; некоторые продали задешево жалованные земли, а другие, по-видимому, ждут цен и владеют огромными лесными и береговыми площадями земель, не имея на них не только какого-нибудь хозяйства, но даже турлучной хаты для сторожа, ибо эти вельможи предоставляют охрану своих владений местным лавочникам, платя им по 100 и даже по 50 руб. жалованья в год.
Мне приходилось делать десятки верст пешком по берегу моря. Идешь, идешь – скалы да лес, и нет ни жилья, ни человека. Потом спросишь: – Чьи эти земли? – «Такого-то генерала или князя!» – Отчего же пустуют такие прекрасные береговые угодья? – «Да так, – отвечают местные жители: – прежде греки потихоньку табаком занимались, а теперь никого нет!..» Не мало земель принадлежит министерству государственных имуществ: в горах такие земли тоже пустынны, а по берегу нарезаны культурные участки в размере около 10 и более десятин, сдаваемые на льготных условиях частным лицам под высшие культуры. Но слабо прививается и двигается эта высшая культура, вследствие отсутствия дорог и, потому, дороговизны на самые необходимые предметы потребления и строительные и другие материалы. Морской путь почти не эксплоатируется для сельскохозяйственных потребностей, пароходы идут мимо селений и культурных участков и, точно издеваясь над несчастными хозяевами, идут близко, в какой-нибудь версте от берега! Кроме того, дорог перпендикулярных новороссийско-сухумскому шоссе нет, хотя прежде, при черкесах, таковые были и содержались в прочном порядке. Я лично в горах на охоте находил совершенно сохранившиеся каменные мосты, которые так заросли, что нельзя и подозревать было о их существовании, еслибы не старый, местный охотник, который мне указал эти мосты в непроходимой теперь горной глуши. Вообще, черкесы свои многочисленные горные дороги содержали хорошо, об источниках заботились чрезвычайно и лесоистреблением не занимались. Русские первые поселенцы не только не поддержали черкесской культуры, для них полезной и прямо необходимой, но уничтожили даже следы жилищ и дорог неприятеля.
Что же делали на первых порах поселенцы? Первые четыре года – ничего. Высадили их по береговым «щелям», указали им «рукой» земли и, прибавив, что все это – ваше, живите, мол, работайте и будет вам хорошо! Ни указаний, ни советов, о каких бы то ни было инструкторах не было ни речи, «ни думки». С ними вместе поселились священники и фельдшера, да еще начальники из бывших офицеров. Кругом – горы, дремучий лес и море, все незнакомые картины для степняков. Что им делать? Стали они «робить» хаты и балаганы по низменностям около речек, где никогда не селились черкесы, занимая жилищами своими возвышенности над низинами, в которых они разводили сады и разрабатывали поля. Русские, напротив, поставили хаты в самых низких местах, ниже даже уровня моря, и, разумеется, en masse заболели лихорадками. Священники