Удушливый запах гари и перепуганные крики коллег появились одновременно. Велев малышне оставаться в классе, я вышла в коридор. Дверь кабинета ИЗО располагалась в самом углу здания. Уже понимая, что стряслась беда, я побежала по коридору.
Запомнить всех коллег по именам и лицам я еще не успела, но ориентировалась в школе прекрасно. Благо, что ее миниатюрный размер никакой путаницы не предполагал.
Лестница, идущая от входа на второй этаж и делившая здание на две ровные половины, была единственным путем к спасению. И в тот момент, когда я подбежала к ней, она с треском, поднимая миллионы огненных искр, рухнула вниз.
Тамара, учительница по химии, бросившаяся нас предупреждать, страшно закричала. Но я видела, что она успела вовремя отскочить.
Задыхаясь от дыма, я бросилась обратно в свой класс. Заперла дверь. Перепуганные дети забились в угол. Они кашляли и начинали задыхаться. Но каждый из них видел спасение во мне.
Густой едкий дым пробивался сквозь старые доски пола. Жар пылающего на первом этаже пламени был столь силен, что стало невозможно стоять на месте.
Я бросилась к окну. О правилах спасения при пожаре я знала не больше, чем о молекулярной физике, то есть ровным счетом ничего.
Но все же где-то в закоулках задымленного сознания билось вспоминаемое с детства правило о том, что окна открывать нельзя.
Раздался страшный треск. Перекрытия держались из последних сил. Счет пошел на минуты.
Страх сковал детей, когда начался пожар, он же заставил их зайтись в зверином крике теперь.
В кабинете не было ровным счетом ничего, что могло бы нам помочь. Разве что выцветшая схема эвакуации на двери, но какой от нее теперь прок?
Пот заструился по лицу. Смахнув его нетерпеливо, я приблизилась к детям. Стараясь говорить громко и не закашляться, быстро объяснила нехитрый план старшим. Вцепившись в малышей, они кивнули.
Оставаться в здании было нельзя. Прыгать со второго этажа на первый – идея хуже некуда. Но внизу буйным цветом росли кусты сирени, дотягиваясь едва ли не до подоконника кабинета ИЗО.
За их пушистой кроной я с трудом, сквозь дым и слезы, углядела завуча, Елену Степановну, размахивающую изо всех сил руками. Жаль, что у нее не было крыльев, способных затушить огонь.
Сеня, девятиклассник с веснушками на румяных щеках, тоже ее увидел. Кажется, она была его теткой.
Бросившись к соседнему окну, он потянул на себя задвижку. Мы переглянулись. Скомандовав малышам, подбежала ко втором окну и я.
– Давай!
Стекла в старых рамах дрогнули и затрещали от столь небрежного обращения. Поток свежего воздуха ворвался в класс. Бушующее пламя разъярилось пуще прежнего. Здание затрещало еще сильнее.
До этой секунды мне казалось, что все самое страшное в моей жизни уже произошло. Но нет. Я ошибалась.
Сеня, с совсем не детской самоотверженностью и храбростью, помогал своим друзьям вскарабкаться на подоконник и спрыгнуть вниз.
Я хватала малышей и, стараясь целиться в пушистую сирень, выбрасывала их, словно они были кулями, в окно. Один за другим они падали на ветки, подминая их под собой. Я видела, что Елена Степановна и учителя разделились, заняв пост у каждого из окон. Я видела, что несколько местных жителей успели добежать до места трагедии и теперь принимали детей. Они что-то кричали нам, но звук их голосов не долетал до класса.
Ухватив за лямки комбинезона, я, с совершенно не свойственной мне силой, легко подняла и вышвырнула на улицу третьеклашку. Обернулась назад и поняла, что смышленая девчушка была последней.
Перехватив шатающуюся раму, я прохрипела:
– Теперь ты.
Сеня заколебался, но я толкнула его от себя. И бравый малыш полез на подоконник. В кабинете химии что-то взорвалось. Дом пошатнулся. Потеряв равновесие, малыш полетел вниз, словно подбитая ласточка.
Я лишь в ужасе проследила за ним взглядом, неспособная помочь хоть чем-нибудь.
Зато его Ангел Хранитель не дремал. Приземлившись на переломанные ветки, Сеня прокатился по ним, будто по горке, аккурат в руки ловящего его старика.
Усевшись на подоконник, я собралась последовать чужому примеру. Правда, в то, что мое падение будет благополучным, я не верила. Но все же это лучше, чем добровольно гореть заживо.
Но едва я перекинула ноги, как Елена Степановна закричала дурным голосом:
– Оленьки! Оленьки не хватает!
Я обернулась. Кабинет заволокло дымом, но все же он пока неплохо просматривался. И только сейчас я увидела, что дверь приоткрыта. Сердце застыло в ужасе.
– Прыгай! – закричал кто-то истошно.
Как и всегда, послушаться я и не подумала. Нырнув обратно, я устремилась в коридор. Но не дойдя и до середины класса, зашлась в страшном кашле. Голова закружилась. Я бы непременно рухнула в обморок. Но природное упрямство,