Однажды при голубой луне. Наталья Ивановна Тарандо

илицейский газик серо-зеленого цвета, с рыжими проплешинами ржавчины по низу кабины, постоял еще несколько долгих минут у дома Петровича, хлопнул дверцами в великом раздражении, пару раз натужно взвыл, и отбыл, поднимая в воздух клубы пыли, по проселочной дороге к другим злостным нарушителям антиалкогольной компании.

      Его провожал взглядом старый дед в высоких сапогах и кожаной жилетке, весьма гнусного вида, то есть с лицом, пострадавшим в неравной борьбе с зеленым змием. Его лохматая короткая борода с подпалинами, так же пострадала от зеленого змия, и от его собрата – черта из табакерки, что норовил выскочить именно в том момент, когда дед, трясущимися с похмелья руками, пытался запалить табак в, видавшей лучшие времена, трубке.

      Дед, проводил острым взглядом средство передвижения представителей властных структур, в данном случае участкового уполномоченного, стоя на крыльце, показал вслед удалившейся машине кукиш, и довольный собой, скрылся в хате.

      Невысокое строение инженерного гения человечества радостно поблескивало чистыми стеклами окон в обрамлении расписных ставень. Приветливо качались кружевные занавески от легкого ветерка июльского полдня. Крашенные половицы мелодично поскрипывали под легкой поступью первого на деревне самогонщика.

      Мурлыкая себе под нос что-то вроде вальса Мендельсона, дед на ходу из жестяной кружки полил родниковой водой кактус, одиноко скучающий в кадушке под образами. Глянул на свое отражение в зеркале, причем горделиво приподнял заостренный подбородок. Выглянул в окно, прислушался к знакомым звукам, и лишь затем вернулся во двор за лестницей – стремянкой. Кладовка, примыкающая к дому, являла собой разруху и беспорядок после шмона участкового. Приставив лестницу к бревенчатой стене, дед поднялся к лазу на чердак, и перекрестившись заглянул внутрь. Как и предполагалось, обе фляги с брагой невинно выглядывали из-за дымохода и ждали своего часа.

      Вернув стремянку на прежнее место, от греха подальше, дед уселся на крыльце и раскурил старую, в нескольких трещинках трубку и самозабвенно несколько минут наслаждался крепким ароматом доморощенного табака.

      Старый пес, подслеповатый на один глаз, понуро выполз из своей конуры, почесал необъятное брюхо, тявкнул на хозяина, и шурша тонкой цепью по гальке двора, скрылся в своей будке.

      – Какая зараза на меня легавого навела? – Дед постучал трубкой об деревянную окантовку крыльца, вытряхивая пепел. – Не иначе Федор с маслобойки. Но зачем? Он паленой водкой торгует. Я ему не конкурент. Тогда кто?

      – Ах ты паршивец! – Женский вопль в сопровождении нецензурной брани донесся из центра деревни. – Я тебя крапивой в детстве хлестала, а ты на меня протокол вздумал строчить. Ах ты…

      Старик прислушивался к витиеватой брани и согласно кивал головой. Затем довольный хмыкнул и убрался в дом. Постоял посреди горницы, раздумывая и наконец решился. Отодвинул холодильник и открыл, дернув за кольцо под цветастым паласом, вход в "подземелье".