Диана тоже кутала замерзший подбородок в шарф и тихонько брела по широкой тропе, хрустя снегом и бездумно смотря на неторопливо плывущие облака. Такие увидишь только в феврале: легкие, розоватые, будто пропитанное клубничным вареньем мороженное, которое она обожала в детстве. Обычно фантастический вид изукрашенного необычными цветами заката неба вселял в сердце ощущение покоя и безмятежного счастья, гнал прочь тревожные мысли. Но сегодня все было совершенно иначе. Глядя на будто написанную чьей-то талантливой рукой небесную красоту, Диана то и дело всхлипывала. Зачем бог дарит потрясающие картины природы в самые мрачные дни жизни? Почему сегодня не воет метель? Не сыплет колючий снег? Не стонет одинокий ветер? Быть может, тогда было бы легче?..
Щемящая тоска переполняла грудь, выплескивалась в мир облачками горячего дыхания, сбегала по щекам и терялась где-то в складках согревающего шарфа. Того самого, который трепетно вязала – петельку за петелькой – женщина, чьих глаз Диане никогда больше не увидеть, разве что на фото. Женщина, чьи ласковые руки никогда уже не взъерошат и без того непослушные светлые волосы девушки. Чьи мягкие губы не коснутся щеки. Чье тело навсегда поглотила промерзшая земля.
На нос опустилась невесомая снежинка. Ажурная, красивая, как те, что рисуют на новогодних открытках. Как те, что сама Диана, будучи маленькой, старательно вырезала из блестящей бумаги или фольги, чтобы украсить к празднику шторы и потолок. Ее этому научила все та же женщина, в один миг, один-единственный вздох превратившаяся в прошлое. В воспоминание. В невосполнимую потерю.
Девушка звучно шмыгнула носом, но снежинка не растаяла и не сдвинулась с места. Диана вяло смахнула ее рукавом и судорожно вдохнула зимний воздух, будто пытаясь его холодом разбавить жар боли, поселившийся в сердце. Но тот, наоборот, вспыхнул с новой силой, как раскаленный уголек под резким порывом ветра. Девушка остановилась, тяжело осела на снег, прижала ледяные руки к лицу, простонала сквозь душащие рыдания:
– Мама… Мамочка… Милая моя…
Тишина, сковавшая лес, примыкающий к старому кладбищу, с жадностью поглотила всплеск человеческих чувств, как прибрежные скалы – волну. Только облака потемнели: стали краснее и мрачнее, как проступившая сквозь бинты на ране кровь.
Диана плакала, пока не заболела голова, забыв обо всем на свете, кроме собственного одиночества. Ведь в целом мире у нее была только мама. Они жили вдвоем в оставшейся от бабушки квартире, пока однажды сердце жизнерадостной, полной сил, улыбчивой рыжеволосой женщины не замерло навсегда, оставив восемнадцатилетнюю дочь сиротой. Нет боли сильнее, чем потеря единственного в мире человека, который тебя любил…
Очнулась девушка только тогда, когда неудержимая дрожь согнула ее пополам, давая понять, что еще немного – и переохлаждение станет критическим. Диана неловко встала. Машинально отряхнула снег с пальто. Потопала ногами, прогоняя сковывающий холод. Двинулась дальше вдоль деревьев, кажущихся из-за инея косматыми ведьмами, склонившимися над тропой. Прочь из потемневшего леса. Прочь от мороза, пробирающего до костей. Подальше от кладбища, которое, как страшный, вечно голодный зверь, пожирает тела простившихся с этим миром.
2
Странно было возвращаться вечером в пустую, оглушающую тишиной квартиру. Обычно в это время мама уже вовсю хозяйничала на кухне, заполняя пространство старенькой хрущевки теплой живой энергией. Она либо напевала под нос какую-нибудь незатейливую песенку, либо поучала персонажей из обожаемых мыльных опер, будто те могли ее услышать. Пришедшую с занятий дочь всегда встречали аппетитные ароматы стряпни, торопливые мамины поцелуи и сбивчивые рассказы о том, что с Вероникой случилось за прошедший день. Все это создавало ту атмосферу, которую Диана считала своей жизнью. Которую впитывала с момента рождения.
Все изменилось так внезапно. Можно сказать, в считанные минуты. Когда девушку посреди ночи разбудил крик. Спросонья едва сообразив, что это зовет мама, Диана, запинаясь, побежала к той в комнату. И нашла Веронику лежащей на ковре у кровати. Лицо призрачно-белое, рыжие волосы разметаны по полу, правая рука прижата к груди будто в попытке хоть на несколько мгновений задержать покидающую тело душу. Увидев, что перепуганная дочь склонилась над ней и что-то лопочет, женщина собрала в кулак остатки воли и выдохнула:
– Магазин… Скрыта за бессмертником… Спроси у бабы Кати. Я… не успела…
И затихла. Навсегда. Оставив ошеломленную дочь одну в полутьме пустой квартиры и целого мира.
Прощание, похороны и поминки, устроенные в единственном в Тайгинске кафе, прошли как в тумане. Многие горожане, с большим уважением относящиеся к семье Бережновых, подходили к Диане, чтобы выразить соболезнования.