Желание. Василий Минский

она там бывала, от чего появился вот уже взрослый сын, но та эпоха давно прошла, а легкий зуд который возник после тридцати трех, стремительно разрастался, достигнув практически зрелого фрукта где то внутри. Зуд рос и рос, менялись поклонники, ухажеры всяческих мастей, адекватные и не очень, взрослые и молодые, пьющие и спортсмены (тоже кстати пьющие), мужчины на отечественном автопроме и на санкционном, а ситуация не менялась и этот зуд продолжал движение вширь и вглубь. Желание поменять всех и вся, на того, кто оборвет эту круговерть, переросло через пару лет в невроз, появилась бессонница и круги под глазами. И Вера Ивановна, в свои 38, вдруг незаметно от себя, но заметно для поклонников, стала быстро терять товарный вид. Мужчины стали сторониться ее компании, а даже те упорные, кто периодически все таки возникал в ее жизни, повторяя как заклинание одни и те же под копирку обещания, стали наталкиваться на исходящие от нее и пугающие их изречения.

      –«Свадьба… когда мы поженимся… кольца…»

      И ряд других, неудобных для мужчин вопросов, резко суживающих их личное пространство.

      Чудачка. Коротко давали определение про себя, после первого свидания новенькие, старенькие же выходили на связь все реже и реже. Совсем Вере Ивановне стало плохо после того, как она узнала что пропавший пару месяцев из общения, давний ухажер Сергей- не молодой, но перспективный, женился и даже счастлив. Сергей давно был запасным козырем в ее рукаве и где то иронично в разговоре с ним, она периодически кидала фразу, что…

      –Сергей, давай договоримся. До сорока не выхожу замуж, я вся твоя. Идет?

      На что Сергей радостно по детски и по щенячи преданно улыбался и обязательно поднимал бокал.

      –За это надо выпить Верочка!

      Верочка выпивала зажмурясь и точно знала, что на крайняк уж этот то не денется никуда.

      Делся.

      Вот тут то Вере Ивановне стала лихорадочно плохо. Она стала суетиться, сходила на пяток ненужных абсолютно свиданий, поругалась выясняя отношения даже с нейтральными к ней мужчинами и как то субботним вечером, сидя в ванне, поняла что телефонная книга пуста. Неприлично пуста. Как в целом неприличным вышли следующие месяцы, когда Вера Ивановна впервые за долгие годы оставалась ужинать дома одна и этот ужин приходилось готовить самой. Участились и звонки сыну, благо он давно был далеко и приезжал редко и даже сам планировал совсем скоро жениться и был увлечен своей пассией так, что раньше этот ритуал был только еженедельным, то сейчас. То сейчас отсутствие мужского внимания и свободные вечера остро создали вакуум, в который легко поместилась вновь открывшаяся материнская любовь и опека.