Сквозь заключительные аккорды ветра, завершающего свою бесконечно длинную и заунывную мелодию, до его ушей сверху донесся лёгкий скрип половиц. «Проснулась», – промелькнуло в его голове. Вскоре скрипнула верхняя ступенька старой деревянной лестницы. Она всегда скрипела с самого их первого дня в этом доме. Со временем он к нему привык и даже любил этот скрип и уже не представлял этого дома без этого ежедневно повторяющегося звука. Он был как пожелание доброго дня с утра и доброй ночи вечером. Благодаря этому скрипу внутри ощущалась жизнь дома, а не бездушие бетона. К тому же в этом скрипе была какая-то индивидуальность. А вот ей никогда не удавалось ходить мягко и бесшумно, как это делают кошки. Не потому, что она была полная или крупного телосложения, скорее наоборот: она была хрупкая и миниатюрная. Возможно, всё дело было в самой лестнице, но этого он точно не знал. После скрипа верхней ступеньки, раздались твёрдые и тяжелые шаги и в следующий момент между лестничными пролётами возникла она. Он никогда не мог понять, как внешняя грациозность и лёгкость уживалась с этими тяжёлыми и твёрдыми шагами.
– Ты давно проснулся?
– Доброе утро, – ответил он и слегка улыбнулся. – Час назад где-то.
– И тебе доброе утро, – проговорила она и добавила: – Хотя не уверенна, что лично у тебя оно именно такое.
– Если ты про мой внешний вид, то не начинай.
Она ответила не сразу. На самом деле в его внешнем виде не было абсолютно ничего такого, что могло бы свидетельствовать о не добром расположении: классическая пижама светло-серого цвета в белую тончайшую полоску, состоящая из брюк прямого покроя и такой же рубашки, а на ногах теплые шерстяные носки. Ну разве что не много взъерошенные волосы выдавали то, что он ещё не ходил в душ.
– Я не про вид. У тебя какое-то странное выражение лица. Что-то случилось?
– Нет, всё в порядке, – соврал он, но она ему не поверила. Он это тут же заметил и решил исправиться: – Ладно, ты права. Просто не хотел тебя расстраивать, извини. Не знаю, что со мной. Просто странное состояние. Не понимаю откуда оно. Какое-то предчувствие чего-то не понятного.
– Расслабься, это возраст.
Сейчас она говорила об этом легко и непринуждённо, хотя раньше эта тема была для неё очень болезненной. Этому неосторожному её напоминанию о его годах и возрасте в целом он не придал значения, хотя оно как минимум резануло его слух, и это несмотря на то, что в свои сорок восемь он вовсе не чувствовал себя немощным стариком. Скорее наоборот: он был в отличной физической форме, так как последние два года активных походов в фитнес клуб, сделали его тело подтянутым и даже красивым. Ни одна клеточка его кожи нигде не отвисала, а мышцы так и играли на его теле во время любого движения, за которыми в последнее время она стала следить с еще более нескрываемым удовольствием. Немного подумав, он решил ничего не отвечать на её выпад. Она и раньше над ним подтрунивала относительно возраста, но каждый раз неизменно удивлялась, откуда он всё же черпал силы, чтобы заниматься собой и оттягивать таким образом наступление старости. Ей же, к сожалению, это не удавалось. Она по своей природе была ленива и тяжела на подъём, что касалось заботы о себе и своём здоровье и тут неминуемо уже он начинал ее троллить. Все её начинания с понедельника начать новую жизнь неизменно заканчивались сразу же после слова «Хочу». Едва она произносила какую-нибудь фразу, типа: «С понедельника хочу начать бегать» или «С завтрашнего дня перестаю пить кофе», как он уже знал, что начать бегать ей помешает отсутствие специальной обуви, а завтра она выпьет кофе на две-три чашки больше обычного. Но его это ни в коем случае не раздражало, а даже, скорее, умиляло и давало ему лишний повод над ней шутить. Это делать он очень любил, потому что неизменно после его даже не самой удачной шутки, она заливалась своим громким и переливистым смехом, который буквально ласкал его слух и от которого на сердце становилось тепло и спокойно. Когда же ей приходилось смеяться где-нибудь в людном месте, проходящие мимо прохожие оборачивались и улыбались в ответ, настолько заразительно она это делала.
– Я хочу кофе, – в слух, как будто сама себе сказала она и направилась в кухню.
Любила ли она кофе? Вряд ли. Скорее даже наоборот. Но она любила сам этот утренний ритуал, от которого просто не могла, да и не хотела отказываться. Он же, однажды взявшись за своё здоровье, смог в один момент отказаться и от кофе, и от сахара, и от выпечки, то есть от всего того, что для неё являлось истинным удовольствием. Ему всё давалось легко, а вот ей… От кофе уж она точно отказываться не собиралась, в этом он был уверен. Каким бы вредным или не вкусным он не был. Особенно с молоком. Молоко она добавляла всегда, так как вкус самого кофе был ей неприятен. Об этом она сама говорила ему много раз. А ещё сахар. Две чайных ложечки. Не мёд, а именно сахар. Так вкуснее. И как правило после того, как на столе появлялась кружка с ароматным горячим напитком, она неизменно открывала на своём телефоне