Все эти мысли для неё, студентки третьего курса, были довольно привычными и спокойно существовали на фоне. Сознательно или нет, она задумалась совсем о другом.
"Мне снился мужчина? – наморщив лоб, сидя с одним открытым глазом и смотря в окно, Эля пыталась вспомнить свой последний сон. – Или не мужчина?"
В памяти мелькали лица, но какого-то чёткого изображения не было. Не мудрено: каждый день она видит сотни людей в университете и по дороге в него.
"Или мне вообще ничего не снилось".
Она решила сдаться, и ускользающие обрывки минувшего сновидения рассыпались в прах и исчезли.
Наконец, решив выключить ранее столь любимую, а ныне, ненавистную композицию из известной космической саги, Эля увидела страшные цифры: 6:02. И тут же мысли, до этого терпеливо ожидающие на фоне, накрыли её как волна. Пытаясь спрятаться от них под одеялом, она бы так и заснула сидя. Ведь, для тренировки силы воли, был установлен лишь один будильник. Чтобы встать сразу, без отговорок. Но подстраховка, всё же, была.
– Эля, ты встала?
Из-за двери раздался тихий женский голос.
– Да, мам, – ответила Эля, не меняя положение, продолжая проваливаться в сон.
Нежная белая пелена начала обволакивать её сознание, мягкая кровать словно бы говорила: "Полежи, просто полежи, не нужно спать! Всего пять минут, а потом иди!"
Даже не задумываясь, что это происходит лишь в её воображении, девушка ответила вслух:
– Да…
И на этой ноте, её тело, грациозно, как пушинка, приземлилось в кровати. Ну, в смысле, она плюхнулась на подушку как костяшка домино. Ноги, по-прежнему, оставались на полу: настолько ей было лень. Но не прошло и минуты, как патруль сделал ещё один круг:
– Эля! – голос мамы, на этот раз, звучал чуть громче. – Ты точно встала?
Однако закрытая дверь служила гарантом того, что обман дочери не будет раскрыт.
– Точно.
Девушка старалась отвечать как можно более бодро.
"И так, – начала в своей голове диалог маленькая обманщица, и её нахмурившийся лоб стал разглаживаться, – мистер кровать, на чем мы остановились?"
Но не успела белая пелена даже подумать возникнуть…
– Э-ле-о-но-ра.
Тут же, словно электрический заряд раздался по телу сони: есть немало вещей, что могут вывести Элю из себя. И одна из них – когда её зовут полным именем.
На секунду она пожалела, что дверь в её комнату не скрипит, ведь тогда бы этого издевательства можно было избежать. Откинув одеяло и снова заняв положение сидя, Эля, она же Элеонора Викторовна, хотела, было, повернуть голову, не поворачивая тело, как в фильмах ужасов, на сто восемьдесят градусов, туда, где в дверях стояла мама. Но ничего у неё не вышло. Протерев глаза одной рукой и шею другой, Эля почувствовала на своей спине взгляд матери. Скорее всего, она стояла, скрестив руки на груди и прислонившись к дверному косяку, как делала это всегда.
– Всё-всё, – словно выгоняя мать, говорила она, – теперь точно встала.
– Доброе утро.
За спиной послышались удаляющиеся шаги.
«В каком же месте оно доброе?»
Эля глубоко вдохнула и направилась в ванну, не переодеваясь, в одной футболке на несколько размеров больше, которую она использовала вместо ночной рубашки. Ей было нечего стесняться, ведь они жили с мамой вдвоем. Их скромная двухкомнатная квартира, как считала Эля, была больше похожа на музей времен СССР: старые серванты и шкафы, выцветшие обои. Лишь некоторая техника и кровать Эли могла бы выдать век, в котором они сейчас живут.
Дальше всё шло по расписанию и без изменений. Только одна деталь не давала покоя: её волосы. На смену красивым, длинным – ниже поясницы, – русым волосам, пришла короткая, даже мальчишеская стрижка, как её сказали в салоне – «Гарсон» и чернильно-чёрный цвет. Вкупе с отнюдь не пышной фигурой, теперь, Элю можно было бы спутать с парнем. По крайней мере, так сказала ей мама. Та была в шоке, когда увидела «обновлённую» Элю. И теперь-то, как она выражалась, её дочь точно никто замуж не возьмет!