От автора
Неправильно, несправедливо, нельзя принимать эти «Записки» за историю, хотя бы за самый беглый и непритязательный исторический очерк русской революции. Это – личные воспоминания, не больше.
Я пишу только то, что помню, только так, как помню. Эти записки – плод не размышления и еще меньше изучения: они плод памяти.
Я не считал себя обязанным изучать, исследовать то, что необходимо для истории революции, но происходило у меня за спиной, проходило не у меня на глазах, не через мои руки. А читатели, я считаю, не в праве требовать от этих «Записок» большего, чем могут дать вообще личные ремарки, случайные заметки, писанные между делом, – когда волею «коммунистических» властей я стал на время безработным, устраненный от литературной работы закрытием «Новой жизни» и от политической – изгнанием из центрального советского учреждения (ЦИК), где я работал с первого момента революции.
Эта книга – первая серии, которой не видно конца, – написана в период июля – ноября 1918 года. Следующую я едва начал и, бог весть, закончу ли когда-нибудь мою повесть о незабвенных днях, о грандиозных делах эпохи, величайшей в истории человечества, – о делах и днях, свидетелем которых меня поставила счастливая судьба. Ибо разве, в самом деле, не счастье – иметь возможность писать о мировых событиях, о сказочных народных подвигах в книге личных воспоминаний!..
Отказываясь от исторического изучения, я, можно сказать, из принципа отвергал пользование всякими материалами, кроме случайных и неполных комплектов одной-двух газет, призванных лишь будить мне память и избавлять изложение от хронологической путаницы.
Но и то – для этой цели газеты послужат мне главным образом в следующих выпусках. В этой же книжке газеты почти ни в чем не помогли мне. Дни переворота, первые шаги революции, период «становления» нового порядка запечатлелись навсегда в моей голове так, что никакие газеты и «источники» не могли бы тут прибавить ни йоты. Они могли бы осветить те стороны дела, те явления, те события, которые были вне поля моего зрения. Но, во-первых, именно в этот период, не выходя из Таврического дворца, не покидая недр революции, я могу сказать, что мое поле зрения на нее было огромно, а то, что было вне его, было менее интересно и менее важно. Во-вторых, повторяю, что было вне поля моего зрения, я не обязан описывать. А читатель не в праве от меня этого требовать.
Все это значит, что моя книга переполнена всякого рода «субъективизмом». Да, и я не только не избегаю, не ограничиваю его, но совершенно не считаю это недостатком исполнения моей работы. Правда, меня самого при писании и чтении нижеследующих страниц брало сомнение и недовольство по поводу их «субъективного» духа и вида: кому, в конце концов, какое дело до моей личности, до того, чем я когда занимался, над чем когда размышлял, как рассуждал, где «проживал»! Но эти сомнения пришлось игнорировать: я пишу и предлагаю личные «Записки». Это недостаток не исполнения, а типа работы. Кому неинтересно, пусть не идет дальше этих строк…
Недостатки исполнения – другие, вполне очевидные, совершенно бесспорные, очень большие и крайне досадные. Статистик и публицист, чернорабочий литератор, я не умел нарисовать картину: красок нет.
Нет красок, достойных чудесной эпопеи, которую взрослым и детям будут рассказывать во веки веков, которой будут вдохновляться художники будущих поколений… Досадно, но неизбежно. С этим я ничего не мог бы поделать, если бы даже писал не урывками, не впопыхах, если бы даже я имел возможность не набрасывать на бумагу случайную вереницу мыслей и воспоминаний, а работать над изложением, отделывать, усовершенствовать беспорядочные наброски. Но я не имел этой возможности. И я отлично сознавал безнадежность своих мечтаний и не лелеял утопических планов – дать «изобразительный рассказ».
Это, однако, ни в малейшей степени не ослабило моего намерения дать мой собственный рассказ вообще, написать и опубликовать при первой возможности мои мемуары. Это сделать я считал и считаю себя обязанным.
Ибо я видел, я помню многое и многое, что было недоступно, что остается неизвестным современникам. И кто поручится, что это не останется неизвестным