С начала Первой мировой войны до самого разгара Второй Шарль де Голль на протяжении почти тридцати лет пережил великое множество неудач и разочарований. Но это лишь закаляло его характер, и желание реализовать «национальную идею Франции», какой он видел ее, только крепло в нем. И когда ветер Истории наконец переменился, он был уже во всеоружии. Неудачи сделали его сильным и готовым к бою.
Томас Эдисон, прежде чем изобрел работоспособную лампочку, потерпел столько неудач, что его сотрудники удивлялись, как он выносит эти нескончаемые «тысячи „неудач“». «Это не тысячи неудач, – отвечал изобретатель, – а тысячи успешных проверок негодных вариантов». Томас Эдисон понимал, что учиться чему-либо можно только на ошибках и что каждая исправленная ошибка – это еще один шаг навстречу истине.
Серж Генсбур тяжело переживал, что его карьера художника, о которой он мечтал, так и не состоялась. И вот с этим привкусом неудачи на губах он обратился к другой, более низменной, как ему казалось, форме искусства: пению. Но этот шаг освободил его от постоянного внутреннего напряжения, изведанного в роли живописца. Это внутреннее освобождение, ставшее следствием неудачи на художественном поприще, позволило максимально раскрыться его таланту автора и исполнителя песен, и с этим неразрывно связан присущий его песням неподражаемый стиль – «рука Генсбура».
Глядя на игру теннисиста Роджера Федерера, сегодня трудно даже представить, сколько неудач и поражений он потерпел в юности и какие припадки ярости охватывали его, заставляя совершать глупые выходки и озлобленно швырять ракетку. Однако именно в те годы сформировался и закалился характер теннисиста, которому суждено было стать лучшим игроком в истории. Не будь тех проигранных дуэлей и тех моментов уныния, он не смог бы так долго из года в год оставаться первой ракеткой мира. Его вошедшая в легенду fair-play, его элегантная, «легкая» манера игры не были даны ему природой: это все заработано тяжелым трудом, и от этого лишь прекраснее.
Чарльз Дарвин учился сначала на врача, потом на священника, но в обоих случаях учеба не задалась. И тогда он отправился в долгое плавание на корабле «Бигль», которое предопределило его дальнейшую судьбу как натуралиста-первооткрывателя. Если бы не те неудачи в учебе, ему никогда не представилась бы возможность совершить то судьбоносное путешествие, которое изменило его жизнь, и затем сформулировать теорию, объясняющую происхождение человечества.
В самом начале своей певческой карьеры Барбара перебивалась случайными выступлениями в кабаре, и зачастую ей приходилось петь под освистывание публики. Слушая некоторые из ее лучших песен, написанных гораздо позже, мы чувствуем в них жизненную силу и эмпатию, которые она приобрела, пройдя через все эти унижения. Не было бы в карьере Барбары неудач, не было бы в ее репертуаре и самых лучших песен.
Это лишь несколько примеров, но даже их достаточно для того, чтобы понять, что у неудач есть свои достоинства, причем самые разнообразные.
Некоторые неудачи укрепляют силу воли, другие, наоборот, позволяют расслабиться. В одних случаях неудача придает нам сил на то, чтобы удержаться на выбранном пути, в других – побуждает сменить курс.
Одни неудачи делают нас бойцами, другие – мудрецами, а третьи предоставляют нам свободу для того, чтобы мы могли попробовать себя в чем-то еще.
Неудачи занимают центральное место в нашей жизни, в наших тревогах и наших успехах. Странно, но эта тема привлекает мало внимания со стороны философов. Приступив к работе над данной книгой, я решил узнать, как смотрели на этот вопрос древние классики, – и с удивлением обнаружил, что особого интереса он у них не вызывал. Если бы они были увлечены размышлениями и рассуждениями о мире идеальном и мире реальном, о «праведной жизни» и преодолении своих страхов, о разнице между нашими желаниями и нашими возможностями, то, похоже, не могли бы не написать чего-то существенного о неудачах, о своих чувствах и мыслях, порождаемых ими. Однако не существует ни одного крупного философского труда, который был бы посвящен понятию неудачи. В диалогах Платона не обсуждается мудрость, доставляемая неудачами. И у Декарта нет рассуждений о пользе неудач. Гегель также ничего не писал о диалектике неудачи. И это тем более удручает, потому что неудачи, похоже, находятся в очень тесных отношениях с человеческой тягой к приключениям.
На своих выступлениях я встречаюсь со многими предпринимателями и наемными работниками, пережившими банкротства, увольнения, упустившими какие-то благоприятные возможности и страдающими от этого. В некоторых случаях это усугубляется тем, что за годы детства и юности они не успели испытать чувство неудачи – ни в учебе, ни на заре своей профессиональной жизни. Я заметил, что таким людям труднее подниматься после падения.
Преподавая философию в лицее, я часто наблюдаю, как студенты переживают из-за плохих оценок. Наверное, им никогда не говорили о том, что людям свойственно ошибаться. При всей своей простоте эта истина очень важна и многое говорит о нашей человеческой