Отцу всегда было плевать на других, и Малику это злило до красных пятен на коже. А иногда злило даже до слез, ведь зачастую она тоже ощущала себя «другой» в его глазах. Может, именно поэтому они с мамой развелись, когда ей едва стукнуло семь.
– Сама всего добьюсь, вот будете знать, – приговаривала она в сердцах, переступая с одного поросшего слизью камня на другой. – И никто мне не будет нужен.
В глубокой ночной тишине звонко бились браслеты на ее раскинутых руках. Малика плохо балансировала на скользкой поверхности: покачивалась, дергала руками как птица крыльями, отчаянно вспоминала занятия по спортивной гимнастике из детства, но все было зря. Один неуклюжий шаг – и ступня предательски подвернулась.
– Черт! – вскрикнула Малика, едва не распластавшись вдоль притопленной кладбищенской дорожки.
И повторила ругательство, осознав, что одной ногой все же утопла в жидкой грязевой яме, похожей на болото.
– Ненавижу все это!
И она не врала. В груди бушевало такое горячее ядовитое чувство, что ее подташнивало. Малика ощущала его все ярче с каждым днем, но когда пожаловалась на это маме в еженедельном видео-звонке, та посоветовала дочери набраться терпения и «дожить» до восемнадцати лет. Якобы затем жизнь станет лучше, а гормоны перестанут сводить ее с ума.
«Вот увидишь, Машенька, ты начнешь лучше понимать жизнь. И ума прибавится», – уверяла она ласковым голосом, и Малика не знала, что ее злило сильнее: чрезмерная приторность, очевидная ложь, попытка унизить или самая мерзкая форма ее имени. Серьезно, даже отец в свое время согласился звать ее вместо безвкусной «Марии» звучной «Маликой». А вот мама словно специально игнорировала просьбу дочери. В такие моменты Малика убеждалась, что ее родители точно стоили друг друга. И так же точно не могли бы жить вместе слишком долго. Уж как они продержались семь лет – загадка для всех членов распавшейся семьи.
Малика остановилась, так и не вытащив ногу из жидкого месива, и посчитала до десяти. Этому приему ее научил школьный психолог. Произошла их встреча несколько месяцев назад, когда из-за пропусков и бунтарства ее оставили на второй год. Всего лишь часть исправительных мер, добровольно-обязательная, но в результате очень полезная процедура. Малика и не знала о существовании психологов в их забытом цивилизацией поселке. Но благодаря нескольким часовым беседам с профи она поняла, что все время сама вставляла палки в свои же колеса. Больше всего она мечтала поскорее закончить школу и уехать подальше, в какой-нибудь большой город, где можно прославиться как художница мрачных и эстетичных картин. Но своими же действиями она лишь продлила себе срок пребывания в этой глуши.
Однако у Малики достаточно ума, чтобы признавать ошибки и учиться на них. Теперь вместо бунтарства и ожидания совершеннолетия она решила подойти к будущему серьезно. Она все распланировала. Она переедет в тот же город, где обосновалась ее мама с новой семьей, но не станет останавливаться у них. Будет снимать жилье сама и зарабатывать на пропитание картинами. В начале никакому художнику не удавалось избежать трудностей, но даже их Малика учла – она не станет поступать в университет, чтобы все время посвящать творчеству, ведь чем больше она будет рисовать, тем больше картин сможет продать. А там, глядишь, получится приобрести дом на колесах, чтобы путешествовать и искать новые источники вдохновения.
Малика подписалась на десятки художников, близких ей по стилю, и с исследовательским рвением читала их блоги. Она готовилась морально и рисовала без устали. И конечно же, на время летних каникул нашла первую подработку, чтобы накопить денег на билет. Как раз на нее она и пробиралась по затопленным кладбищенским землям.
– Так, ладно, ты уже делала это. Сможешь и сейчас, – подбодрила она себя, когда жгучее отвратительное чувство поугасло в груди, затем шагнула вперед. Затем еще раз. Еще и еще. Когда она наконец-то встала на твердое деревянное крыльцо сторожки, Малика победоносно вскинула руки и улыбнулась так, что заболели скулы.
Ей всегда нравилось побеждать. Даже саму себя.
– Блестяще! – воскликнула она и вздрогнула от эха, раздробленного корявыми стволами деревьев, дикими зарослями и могильными плитами. Казалось, даже водная гладь пошла рябью, словно была разбужена непрошенным гостем из мира живых.
Малика поежилась. Мертвенно ледяной порыв ветра лизнул ее шею и заставил покрыться мурашками. На мгновение ее пробила дрожь. Любовь ко всему мрачному и тайному улетучилась, и Малика боязливо осмотрелась.
Здесь, среди заброшенных могил, в старой затопленной когда-то из-за прорыва дамбы части кладбища, царила атмосфера загадочности и таинственности. Каждый шорох, каждый вздох ветра казался пронизанным духом ушедших времен, которые навсегда остались в этом месте – зарыты землей на три метра вниз или больше. Старые могильные камни и кресты, покрытые лишаем, трещинами и пятнами времени, склонялись над черной водой, отражая мрачные