Тяжелые шаги раздались на деревянном крыльце с резными колоннами, массивная дубовая дверь отворилась и он вошел в Дом.
Он широкой тенью прошел по темному коридору, постукивая тяжелыми коваными сапогами; заглянул в гостиную. Посреди пустой гостиной стояла живая ель, рядом были хаотично разбросаны пыльные не распакованные коробки с елочными игрушками.
Лестница на второй этаж заскрипела под тяжестью его шагов.
Дом не проронил ни звука: туго натянутой струной гудела тишина.
Человек поднял руку в черной кожаной перчатке, нажал на ручку двери и, толкнув дверь вперед, открыл её и вошел в комнату.
Это была детская.
Всюду были разложены игрушки, развешаны рисунки, на столе и на стульях лежали детские книжки.
На столе одиноко горела свеча. Она была зажжена несколько часов назад, с наступлением темноты, и теперь воск длинными подтеками висел на свече, скапывая крупными каплями на железное блюдце.
Человек, не двигаясь с места, тяжелым взглядом обвел полутемную комнату: детская кроватка была пуста; на столе лежала распахнутая тетрадь с горсткой карандашей; наконец его взгляд уперся в кресло, находившееся в самом неосвещенном углу комнаты.
В кресле, прижав колени к груди, сидели молодая женщина и ребенок. Женщина изо всех сил прижимала к себе прекрасную девочку, которая огромными красными заплаканными глазами, полными страха и отчаянья, молча, смотрела на вошедшего человека.
Человек резким движением ноги, швырнул на середину комнаты деревянный стул и с шумом сел на него. Звякнули ножны с мечом, ударившись об пол.
Женщина и девочка, мертвенно бледные, с всё возрастающим страхом в глазах просто сидели и ждали.
Человек заговорил тихим, неестественно безжизненным голосом, очень медленно произнося каждое слово:
– П о ч е м у я не вижу праздника в этом доме?
Он впил взгляд своих неподвижных, темно-коричневых глаз в женщину с ребенком, и женщина, под натиском этого взгляда, еле слышно выдавила на себя:
– Мы…мы…мы…были у лекаря…ездили в город…дочке снова было очень плохо…
– Кому я притащил эту чертову елку! – также медленно, но постепенно наращивая громкость своего голоса, произнес мужчина, резко вскинув руку в сторону двери.
– П-п-п-ап-п-п-а… – заикаясь, попыталась выговорить девочка. – Не ругай маму, мы не успели…
Мужчина вскочил на ноги: его глаза налились кровью.
– Почему! – закричал он громовым голосом. – Я не вижу праздника в этом доме!
Девочка завизжала от страха что было силы; мать и дочь вскочили из кресла и, спотыкаясь, о вещи, разбросанные по комнате, бросились бежать в сторону двери.
Мужчина, опрокидывая стул, вскочил на ноги, выхватил меч из ножен, сверкнувший зеркально заточенным лезвием, и совершенно не понимая того, что он творит, в несколько огромных прыжков достиг убегающих. Услышав за спиной топот ненавистных ног, ребенок споткнулся и покатился кубарем вниз по лестнице. Женщина, скованная страхом, не в силах пошевелится, лежала на полу и смотрела как безумец, которого она еще недавно любила, вскинул руку с мечом в воздух и …
Раздался леденящий душу визг девочки; внизу со стуком распахнулась настежь тяжелая входная дверь и в Дом со свистом и воем ветра ворвалась снежный вихрь. Крутящийся поток сверкающих снежинок молниеносно пронесся по коридору, обдав помещение ледяным ветром и как огромным ковшом мягко подхватил внезапно замолчавшую девочку. Безумец, замерший над женщиной, с мечом в руках, от удара ледяного ветра кубарем отлетел в противоположный конец коридора и с грохотом упал на пол.
Снежный водоворот раскручивался всё сильнее и сильнее, заполняя сверкающим снегом каждый миллиметр этого мрачного дома. Уже не было видно ни женщины, ни девочки, только черная большая фигура корчилась в углу коридора, пытаясь спастись от снежного буйства, немилосердно хлестающего его по лицу, ногам, рукам, спине, словно ударами десяти тысяч розг одновременно.
Наконец порывы ветра стали ослабевать, снежный вихрь понемногу бледнел, растворяясь прямо на глазах, пока не превратился в облако белого пара. Через несколько минут и пар рассеялся.
Посреди коридора, освещенный голубоватым сиянием, стоял высокий человек в белых одеяниях. Его лицо украшали белая борода и белые брови, свисающие на строгий взгляд коричневых глаз. В руках он держал ледяной посох.
Безумец, лежавший в углу коридора, зашевелился и попытался со стоном сесть. Все его тело было в огромных кровоточащих рубцах.
Неожиданно белый человек заговорил. Его голос эхом раздавался во всех уголках Дома, заполняя все его пространство, разрезая на части привычную зловещую тишину.
– Ты – ничтожество, посмевшее поднять руку на женщину! – звучал голос белого человека и тот, которому эти слова предназначались, тот, которому, этот голос сдавливал голову со всех сторон, снова опрокинулся навзничь и застонал, до боли сжав виски.
– До